— Я смотрю на ту дверь и жду, чтобы Лиам с Дариусом ее открыли. Судя по всему, все кого мы любим, могут быть мертвы.
— Догадки неблагодарное занятие.
— Я смотрю на ту дверь и жду, чтобы Лиам с Дариусом ее открыли. Судя по всему, все кого мы любим, могут быть мертвы.
— Догадки неблагодарное занятие.
— Иногда хорошего выбора не существует. Но нужды большинства важнее, чем нужды меньшинства.
— Значит, мы просто уничтожим других, чтобы сохранить свой стиль жизни? Решим, кому умирать? Не понимаю, как вы можете быть так надменны?
— Считаете меня надменной, думаете, мне хочется сталкиваться с этой проблемой? Говорить президенту, что спасти свою страну мы можем, только уничтожив несколько других?
— У вас есть дети?
— Нет.
— А у меня дочь. Ей восемнадцать, она только что закончила школу. Каждый день, смотря в ее глаза, я чувствую себя обязанной поступать правильно. Дайте Дариусу нужное ему время, порекомендуйте этот вариант и тогда, возможно, мы спасем всю планету.
— Клэр? Ты же мертва!..
— Спасибо, что как всегда заметила очевидное.
— Что тебе нужно?
— Увидеть, как ты умрешь, Грейс. Отплатить тебе той же монетой. Карма сука, правда?
— И что скажет знаменитый автор «Темной стороны» о числе «160»?
— Согласно подсчетам Даруса, это минимальное количество людей, необходимое для выживания нашего вида.
— Именно. И если бы у нас была возможность восстановить человечество, начав все с Марса, кого бы вы взяли с собой? Как выбрать из толпы в семь миллиардов элитных сто шестьдесят? Это уже не та загадка, с которой столкнулся Ной, когда строил Ковчег, потому что Бог дал ему напутствие. А нам Бог напутствия не дает. Но, как и в случае Ноя, этот проект не учения.
— Кроме конца света, чего мне еще бояться?
— Себя. Своих возможностей, о которых еще несколько недель назад ты не знала.
— Зачем привлекать Дариуса, если не собираетесь предоставлять все, что ему нужно?
— Два миллиарда долларов?! Что еще у него в списке? Ядерное оружие?
— А если бы и было?
— Я бы сказал «нет». Грейс, я желаю Дариусу успеха, как и все мы, но это государственная операция, под плотной завесой секретности. Существуют правила.
— Что проку от правил, если через полгода мы умрем?
— Играть в Бога. Выбрать «160». Что мы ищем в лицах этих незнакомцев? Мы знаем, что важно: высокий IQ, генетическое здоровье, репродуктивность, умения, но какие приоритеты?
— А творческие люди? Музыканты, поэты? Их возьмут?
— Починит ли Пикассо двигатель? Родит ли Боно ребенка?
— Да, я понимаю необходимость практичного выбора, но разве ради заселения Марса человеком, не нужно спасти лучшее, что делает нас людьми? Кто знает, какими мы сейчас были бы, если бы не первобытные рассказчики, с их рисунками в пещерах?
— Зачем ты его защищаешь?
— Я защищаю не его, а нашу совесть. Это же пытки, Харрис! Зачем спасать человечество, если в процессе мы теряем себя?
— Скоро мы можем потерять последний шанс на выживание. Потеря совести — не главная проблема.
Вчера утром вернулся Кшиштоф. Странное он выбрал время. И тут же потопал класть плитку. Это тоже меня несколько озадачило, поэтому я остановила его и напомнила, что у нас сегодня Новый год и что по случаю праздника хотя бы плитку не кладут, а он ответил, что еще как кладут, у них в Польше это обычное дело, но я ему не поверила и пригласила его в ресторан Холменколлена, заказала вина, поблагодарила за подарок, призналась, что такой красивой музыки не слышала уже очень давно, и он тут же, едва сдерживая слезы, рассказал, что его девушка нашла себе другого, а как он думал, спросила я, он весь год торчит в Норвегии, таковы женщины, сказала я, и что за самонадеянность такая, считать, что ты можешь годами отсутствовать, спать на полу с пепельницей чуть не под подушкой, а она должна изводиться где-то там в польской глубинке и ждать как дура набитая.
Мне нравится, когда мужчины в отчаянии и плачут.
Мне сказали, что кто-то звонил.., и я подумала, что это вы...
Жизнь хитро переплетала и распутывала судьбы. Сейчас он — еще мало кому известный французский военный, мечтающий о судьбе великого полководца, а завтра... Завтра он уже человек, задушивший революцию.