... на тех, у кого нет своих переживаний, чужие страсти действуют так же возбуждающе, как театр или музыка.
... двадцать четыре часа могут полностью изменить судьбу женщины...
... на тех, у кого нет своих переживаний, чужие страсти действуют так же возбуждающе, как театр или музыка.
... всякая боль труслива, она отступает перед могучим зовом жизни, чья власть над нашей плотью сильнее, чем над духом — все обольщения смерти.
Это было разочарование... разочарование, в котором я не признавалась себе ни тогда, ни позже, но женщина всё постигает сердцем, без слов. Потому что... теперь я себя больше не обманываю — если бы этот человек обнял меня в ту минуту, позвал меня, я пошла бы за ним на край света, я опозорила бы свое имя, имя своих детей... презрев людскую молву и голос рассудка, я бежала бы с ним, как мадам Анриэт с молодым французом, которого она накануне ещё не знала... я не спросила бы, куда и надолго ли, даже не бросила бы прощального взгляда на свою прошлую жизнь... я пожертвовала бы для этого человека своим добрым именем, своим состоянием, своей честью... я пошла бы просить милостыню, и, наверно, нет такой низости, к которой он не мог бы меня склонить. Всё, что люди называют стыдом и осторожностью, я отбросила бы прочь, если бы он сказал мне хоть слово, сделал бы хоть один шаг ко мне, если бы он попытался удержать меня; в этот миг я вся была в его власти.
... до какой степени слабо, жалко и ничтожно то, что мы так выспренне именуем душой, духом, чувством, что мы называем страданием, если все это не может разрушить страждущую плоть, измученное тело, если можно пережить такие часы и еще дышать, вместо того чтобы умереть, рухнуть, как дерево, пораженное молнией.
Ни один мужчина, даже самый лучший, не в состоянии понять, что такое материнские переживания.
Человеческий мозг, если вы замечали, работает какими-то рывками. Никакое переживание долго не держится.
— Все, что пережито и прошло становится приключением. До чего же отвратительно! И чем страшнее все было, тем в последствии представляется более заманчивым.