— Я не настолько смел, чтобы отважиться лезть к Дымящемуся ручью.
— Ну да. Ты способен только дать копытом по ребрам спящему.
— Просто твое унылое чувство юмора не может оценить все изящество моей невинной шутки.
— Я не настолько смел, чтобы отважиться лезть к Дымящемуся ручью.
— Ну да. Ты способен только дать копытом по ребрам спящему.
— Просто твое унылое чувство юмора не может оценить все изящество моей невинной шутки.
Я поражался той бешеной, яркой, неприкрытой вере, что жила в сердце брата Курвуса. Она была способна изменить мир и тех, кто находился с ним в этот момент.
Она король, бог, госпожа и палач в одном лице. И прогневить ее — это все равно, что угодить в ад.
Нет ничего опаснее обжитых мест. Там можно встретить все, что угодно, начиная с банального карманника и заканчивая тварью, облюбовавшей подвал булочной. При большом скоплении народа удобно промышлять и охотиться.
Прекрасная осанка и умение держаться делали ее властной и величественной, словно она какая-то герцогиня, а не дочь мельника, которой не повезло родиться с даром.
Что с вас, людей, возьмешь? Вечно хотите быть главными, хотя только и можете, что махать мечами.
— Мы называем это дружбой. Нас в жизни слишком многое связывает.
— И поэтому при каждой встрече ваша дружба заканчивается постелью.
Я с иронией сказал:
— Только с настоящим другом можно отправиться в постель. Все остальные этого совершенно недостойны.
Обиженный Проповедник — это ад. Проповедник, вставший на тропу мести, — это ад вдвойне.