Я: Ты не любишь зеркала?
ФРАНЦ: Ненавижу.
Вот так, оказывается.
Я: Почему?
ФРАНЦ: Они… очень о времени.
Я: Ты постареть боишься?
Глаза вскинул.
ФРАНЦ: Они очень о том, что так и не сделал.
Я: Зеркала?
ФРАНЦ: Да.
Я: То есть, ты переживаешь, что чего-то не успеваешь? Или не успеешь?
В упор
посмотрел.
ФРАНЦ: Я опасаюсь, что так и не сделаю.
ОНА: Позвольте, а ваши любимые книги?
Как?
Почему книги?
Но… кто ей нужен? Господи, эти… русские! Да как же там! Ну хоть один… ну же!
Уайльд?
Гомосексуалист.
Бёрнс?
Но он поэт, это засчитается?
Немцы! Да, немцы! Кто же…
Молчание! Не молчи!
Я: Кьеркегор.
ОНА: Как, извините?
Я: Кьеркегор. И… Гейне, то есть, Гёте. И Шекспир.
Шекспир в плюс?
ОНА: А что из Шекспира?
Ой.
Я: Как… всё. Джульетта. То есть, Ромео и Джульетта, и… там, где… Ночь. И… про короля… королей тоже.
Боже!
Женщина поставила чашку.
Окончательно так поставила.
Я захлопнула дверь и выбежала на улицу.
Как все это неправильно!
Да кто они такие?!
Почему?!
Кто они, чтоб заставлять меня чувствовать себя ничтожеством?!
Уехать! Тут же, немедленно – ехать!
Вернусь в Лондон.
Заведем детей.
Не дай бог не гениальных – никаких вундеркиндов, обычных, нормальных, абсолютно
среднестатистических малышей.
– ... Ты станешь ужасно красивым юношей, прожигающим жизнь.
– Какая гадость! С чего ты взяла?
– А моя дура-мать всегда про самых счастливых говорит – прожигают жизнь. Этим мы с тобой и займемся.
Я: И откуда ты знаешь…
ФРАНЦ: Есть такая вещь, книжки называется. Там тебе буковки дельные вещи рассказывают, если ты не дебил и мусор в себя не тащишь.
Я: То есть, ты фокусами уже интересовался и это вычитал?
ФРАНЦ: Это? Ах… трюк с зеркалами? Это мозг, Эмилия, называется. У кого-то он только глотает, ходит и дышит, а у кого-то думает. Думать – это когда ты факты в голове сопоставляешь и используешь уже полученные знания, чтоб приобрести логическим путем знания новые. Попробуй на досуге.
В чуть фиолетовом свете, бледный, взъерошенный мой демон сидел на камне в безразмерном аляпистом свитере и грел ладошки о глиняную печь, из которой невыносимо как хорошо пахло хлебом и зажаривающимися орехами.
Мир работает на действиях и последствиях. И не терпит оправданий.
Если ты сидишь в горящей башне, ты сгоришь. Оправдания, что ты не хочешь прыгать из башни, потому что боишься воды, потому что высоко, потому что у тебя детская травма, огонь не интересуют. Ты сидишь в горящей башне и не прыгаешь в воду, неважно по какой причине, значит, ты сгоришь. Это так просто.
В рутине гораздо больше от подвига, чем в убийстве слона боевого, сотен слонов боевых.
НОРА: Так я даже переживала, что ничего... то есть... ну что, ничего и не происходит.
ФРАНЦ: Я вас за руку просто брал, вы гусиной кожей покрывались. Вы себя после ужина тогда видели? «Спокойной ночи, Но...» «Спокойной!» Тыщ! Вы буквально мне перед носом дверь захлопнули.
НОРА: Конечно. Я же волно... Франц, у меня не было столь разнообразной
интимной жизни до вас. У меня её вообще не было, если вы не заметили.
ФРАНЦ: Ну, вы переживали зря. Сдерживаться было непросто.
АДА: Ну, там вдруг… Смотри, если я тебя увижу однажды в Марселе, или Марокко, или Испании на набережной во всяких там ресторанах – смокинг, жена… знаешь, что я подумаю?
ФРАНЦ: Ну?
АДА: Какая же у тебя скучная жизнь, ублюдок!
Смеялся искренне.
ФРАНЦ: Да. Да! Именно это и стоит думать.
Я люблю тебя?
Такое, наверное, не говорят на бочках.
Такое, наверное, не говорят, прощаясь.
АДА: А если бы ты остался, мы бы наверняка разбежались.
Уткнуться ей в острую кость плеча.
Мне легко говорить «я люблю», а ей сложно. У меня «люблю» на языке, у неё – по всему позвоночнику, ртутью навсегда – в кость, свинцом в костном мозге – и даже смерть не выведет из неё «люблю».
Если разобраться, старость – это сборище всего, что ты делал неправильно. Люди полагают – можно жить ***ью, зажатой на всё, и лишь потому, что ты не со зла зажимался, лишь потому что ты не со зла игнорировал все поступающие сигналы о собственной неполноценности, не со зла не менялся – из ужаса, гордыни и слабости собственной – ну не со зла ж – у тебя всё в конце будет хорошо.
Не будет.
Физика, слава богам, не обладает тупой человеческой жалостью. Ей не важно, зачем ты торчишь в горящем бензине: если ты упорно торчишь в горящем бензине, со зла или не со зла, ты станешь уродом с отваливающимися кусками мяса и сдохнешь. И смерть твоя будет мучительна.
Cлайд с цитатой