— Это война? — спросил он.
— Вовсе нет, это наша жизнь.
— Это война? — спросил он.
— Вовсе нет, это наша жизнь.
Они сломали собственные жизни, взяв за пример другого, с более или менее неосознанным намерением вытеснить, превзойти товарища.
Так уж устроены наши жизни, что взгляд, обращённый нами в прошлое, может сделать их ужасными или прекрасными. Одни и те же события могут быть расценены как удача или как катастрофа.
Мы способны меняться. Если человек осознает, что вёл себя скверно, он становится лучше. Мы свободны, Карим, свободны!
Есть жизнь, есть война, а есть жизнь на войне. И, если ты не найдешь ради чего жить — тебя убьют.
Фронтовые товарищи отца — живые трупы — вернулись с войны калеками, физическими и духовными, наверное, только для того, чтобы познать горькую истину: те, кто послал их умирать во имя Бога и отечества, теперь плевали им в лицо.
Воин приемлет поражение, не отмахивается от него. Но глубоко страдает, переживая всю боль сполна, чтобы после, чуть только затянутся раны, начать всё заново. Воин знает — одна битва исход войны не решит, — и продолжает бороться!
— На войне — настоящая жизнь!
— На войне — настоящая смерть. А жизнь... она там, в городах.
Печаль неизбежна, говорил поэт, ибо война слепа, как и те, кто её развязывает. Она разит без разбора. А когда приходит смерть, человек оплакивает свои утраты. Только печаль знает цену смерти, заставляет мечтать о конечной победе.
Теперь я понимаю, почему юноши шли добровольцами на войну. Всё равно лучше, чем жизнь, от которой нечего ждать.