Четверть века назад отгремели бои.
Отболели, отмаялись раны твои.
Но, далёкому мужеству верность храня,
Ты стоишь и молчишь у святого огня.
Четверть века назад отгремели бои.
Отболели, отмаялись раны твои.
Но, далёкому мужеству верность храня,
Ты стоишь и молчишь у святого огня.
Говорят, что не плачет солдат, солдат — он солдат,
И что старые раны к ненастью болят.
Но вчера было солнце и солнце с утра...
Что ж ты плачешь, солдат, у святого костра?
Странные они, эти войны.
Море крови и жестокости — но и сюжетов, у которых также не достать дна. «Это правда, — невнятно бормочут люди. — Можете не верить, мне все равно. Та лиса спасла мне жизнь.» Или: «Тех, кто шел слева и справа, убило, а я так и стоял, единственный не получил пулю между глаз. Почему я? Я остался, а они погибли?»
— Твоя война закончена.
— Когда мы вместе сражались, это было как в старые времена. Но, думаю, мы оба знали, что всё закончится вот так.
— Ты помнишь ту ночь? Когда ты сказал мне, что Лоис беременна?
— Ты знал. Я даже не успел открыть рот.
— Это хорошее воспоминание.
— Из другой жизни.
— Я скучаю по тем, кем мы были.
— Я тоже.
Сколько раз, стремясь к процветанию, мы меняли серпы и плуги на щиты и мечи? Войны лишили человечество надежды, люди мчались вперед, не думая о том, что будет дальше.
Эдди помнил всех по именам. Только, по правде говоря, после войны они не встречались. Война как магнит притягивает людей, но и как магнит может оттолкнуть их друг от друга. Порой людям хочется забыть то, что они видели на войне, и то, что делали.
Нет в России семьи такой,
Где б не памятен был свой герой.
И глаза молодых солдат
С фотографий увядших глядят...
Этот взгляд — словно высший суд
Для ребят, что сейчас растут,
И мальчишкам нельзя ни солгать, ни обмануть,
Ни с пути свернуть.
Война – это убийство. И те военные приготовления, которые сейчас ведутся, направлены на коллективное убийство. В ядерный век жертвы будут исчисляться миллионами.
Война, конечно, несет с собой опасность варваризации и оргубления. Она сдирает покровы культуры и обнажает ветхую человеческую природу.
В войнах сражаются дети. Задумывают их одержимые дьяволом взрослые, а сражаются в них дети. Я говорю так, дивясь людской молодости и забывая, что это, напротив, я слишком стара. И все же лица всех погибших на русском фронте, — миллионы мертвых немцев, мертвых украинцев, грузин, татар, латышей, сибиряков — представляются мне юными. И такими же видятся мне лица погибших на Сомме или под Пасхендалем. Мы, выжившие, стали взрослыми и рассказали друг другу о том, что же на самом деле произошло, — а они, погибшие, так никогда об этом и не узнают. Газетные подшивки в библиотеках пестрят этими полудетскими лицами, улыбающимися во весь рот на палубах военных кораблей, из окон вагонов, с носилок.