Секс в другом городе (The L Word)

— Послушай. Знаю что ты сейчас обо мне думаешь. Знаю: то, что я сделал — меня не красит, но я хочу сделать документальный фильм...

— Ты надругался над нами. Ты унижаешь нас.

— Знаю.

— Ты растоптал наше доверие. И не смей мне говорить, что это ради искусства.

— Пожалуйста. Посмотри мой фильм. Ты знаешь меня. Ты поймёшь меня. Ты посмотришь на всё иначе. Знаю, я переступил черту. Знаю, что зашёл слишком далеко. Слушай, когда я сюда переехал, это было просто хобби. Но ты должна знать...

— У тебя есть сёстры?

— Да, у меня есть две младшие сестры.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты задал им вопрос. И самое главное — внимательно выслушай их ответ. Я хочу, чтобы ты расспросил сестёр о самом первом случае, когда над ними надругался мужчина или мальчик.

— Почему ты думаешь, что над моими сёстрами надругались?

— Потому что во всём мире не найдётся ни одной девочки или женщины, над которой не надругались. Иногда это можно вынести. Но порой больно до жути. Но ты... Даже понятия не имеешь о том, каково это.

Другие цитаты по теме

— Тот факт, что тебя не печатают, не означает, что ты плохой писатель.

— Напомни мне об этом, когда я буду подавать тебе кофе.

— И каждый раз, когда я думаю, что всё идёт как надо, в конце концов всё заходит в тупик. И мне кажется, может быть я одна из тех людей, которые не заслуживают счастья.

— Чушь. Таких людей не бывает, все заслуживают счастья, все. Просто в большинстве своем людям не хватает смелости брать на себя ответственность. И вот тогда всё летит в тартарары.

Великий грех — насилье, угнетенье;

Но так же грех — и робость униженья.

— «Бал-трансформация в стиле восьмидесятых. Вечеринка в поддержку пластики груди». Вот дерьмо! Надо было назвать его «Дай свободу груди». Это было бы более трагично.

— Тут нет никакой трагедии!

— Нет, в другом смысле. Трагично в духе группы восьмидесятых Milli Vanilli. Том и Синтия называли это «Праздник жалости к себе».

— Ты называешь это «Праздник жалости к себе»? Это сильно, девочка.

— Я не девочка, Кит. И это не праздник жалости к себе. Это сбор средств. И это не круто. Это... Как будто кто-то пытается сменить своё имя, а люди отказываются называть его этим новым именем.

— Макс, я знаю: то, что ты собираешься сделать — это по-настоящему. Но это будет намного существеннее, чем простая смена имени. Будут последствия...

— Кит, ты мой друг, верно? Так что если тебе есть что сказать — скажи это.

— Я понимаю за что ты борешься. И я уважаю тот путь, по которому ты решила идти.

— Но ты его не одобряешь.

— Нет, не то чтобы не одобряю. Я просто волнуюсь за тебя.

— Кит, пойми же, я никогда не чувствовала себя комфортно в теле девушки.

— Так, значит, удаление груди и превращение в мужчину решит все твои проблемы?

— Нет, я знаю, что этого не произойдёт. Но люди начнут видеть меня такой, какая я есть.

— Знаешь, мне грустно видеть как много сильных девочек-бучей отказываются от своей женской сути, чтобы быть мужчиной. Знаешь, мы теряем самых лучших наших бойцов, самых прекрасных женщин. И я не хочу потерять тебя.

— Я не следую за модой!

— Что если я всю свою жизнь ощущаю себя белой женщиной внутри? И вот однажды у меня появилась бы возможность изменить свой цвет кожи, чтобы мои черты лица стали белыми. Ты бы поддержала меня в этом?

— Т. е. ты ощущаешь себя белой женщиной?

— Что значит «ощущать себя белой внутри»? Что значит «ощущать себя мужчиной внутри»? Что значит «ощущать себя женщиной внутри»? Почему бы тебе не быть самым крутым бучем из всех бучей на свете и при этом сохранить своё тело?

— Потому что я хочу чувствовать себя цельным человеком. Я хочу, чтобы то, что снаружи, совпадало с тем, что внутри.

— Я дала слово.

— Так забери его обратно!

— Скольким людям на земле ты веришь?

— Десяти, ну может, шести...

— Доживешь до моих лет, их останется трое.

я сидел со своим приятелем по кличке Эльф, в детстве Эльфу был конкретный кирдык, он весь съежился, годами валялся на кровати и тискал резиновые мячики, тренировался, а когда наконец поднялся с кровати, то был что в ширину, что в длину, эдакая гора мышц, звероподобный хохотун, метящий в писатели, но выходило у него слишком похоже на Томаса Вулфа, а Т. Вулф (не считая Драйзера) – худший писатель во всей Америке, и я вдарил Эльфу по уху (чем-то он меня взбесил).

Милая, я тебе сейчас скажу одну вещь. Любимый, закрой уши — лгут все. Абсолютно все, как бы тебе ни хотелось верить в обратное. Кто-то для собственной выгоды, кто-то во благо, кто-то просто потому, что может, или, наоборот, потому, что не может по-другому. И в отношениях, как по мне, главное — вовсе не верить, а доверять. Вот я Тилю доверяю. И уверена, что даже если он соврет мне, у него будут на это причины.