Кто слово Божье презрит, утратит и слово человеческое.
Если дать науке волю — она пересоздаст человека. Если это ей не удастся... тогда нам конец.
Кто слово Божье презрит, утратит и слово человеческое.
Если дать науке волю — она пересоздаст человека. Если это ей не удастся... тогда нам конец.
Для Бога важны не наши красноречивые слова, а то, как мы живем!
Сегодня я узнал новое слово — «атомная бомба». Это было похоже на яркую вспышку. Как будто сам Бог фотографировал.
— И Аравиту ранил ты?
— Да, я.
— Зачем же?
— Сын мой, — сказал голос, — я говорю о тебе, не о ней. Я рассказываю каждому только его историю.
И хотя про тебя много книг,
Ты бы, дрянь, уместилась в пять слов.
Когда мы понимаем, что такое свобода воли, глупым представляется вопрос, который мне как-то задали: «Почему Бог создал человека из такого гнилого материала, что он сразу же пришел в негодность?» Чем лучше материал, из которого творение создано, чем оно умнее, сильнее и свободнее — тем лучше оно будет, если направится по правильному пути, и тем хуже станет, избрав неправильный путь. Корова не может быть очень хорошей или очень плохой; собака может быть и лучше и хуже; в большей степени может быть лучше или хуже ребенок; еще в большей степени, чем ребенок, может быть лучше или хуже обыкновенный взрослый человек, и еще в большей — человек гениальный; сверхчеловечесский же дух может быть либо наихудшим, либо наилучшим из всего сущего.
Жизнь — это встреча.
... Поэтому я утверждаю, что боги поступают с нами не по правде: они не желают оставить нас в покое, чтобы мы прожили нашу короткую жизнь как умеем, но и направить нас на верный путь не хотят. Видно, ни то ни другое не доставило бы им радости. Они предпочитают подкрадываться исподтишка, лукавить, насылать на нас зыбкие сны, тёмные пророчества и видения, исчезающие под твоим взглядом, молчать, когда мы вопрошаем их, и нашёптывать на ухо неразборчивые советы, когда мы в них не нуждаемся. Одним они являют то, что скрывают от других; они играют с нами в жмурки, в прятки, в кошки-мышки, дурачатся и насмешничают. Не потому ли в священных местах всегда стоит полумрак?
Если боги в силах изменить прошлое, почему они не меняют его хотя бы иногда из жалости к нам?
Боги никогда не искушают нас радостями и наслаждениями так властно, как тогда, когда готовят для нас новые муки.
Они развлекаются нами как мыльными пузырями. Чтобы мы лопнули и доставили им удовольствие, нас нужно сперва хорошенько раздуть.