Андрей Рудой

Творческая элита никогда не является самостоятельным субъектом. Она развивается, деградирует и перерождается вместе с обществом и особенно вместе со своими работодателями... Восстановление рыночных отношений сулило певцам, композиторам, актёрам довольно серьёзный профит. Отсюда и массовая поддержка всей этой «почтенной» публикой Бориса Ельцина и ненависть к коммунистам.

Другие цитаты по теме

Можно ли удивляться тому, что люди, от которых общество привыкло отворачиваться и которым часто нет места в его сердце, порой преступают законы этого общества?

Всю свою жизнь я пытался подняться в обществе. Туда, где всё законно и порядочно. Но чем выше я поднимаюсь, тем всё гаже... Где же это заканчивается?

Единение людей с людьми, основанное на реальном различии между людьми, понятие человеческого рода, перенесённое с неба абстракции на реальную землю, — что это такое, как не понятие общества!

Артист может пережить на сцене то, чего не обрел в жизни. В этом прелесть и проклятие профессии. Когда познаешь великие страсти, размениваться на нечто мелкое уже не имеет смысла.

В присутствии Алешковского какой-то старый большевик рассказывал:

— Шла гражданская война на Украине. Отбросили мы белых к Днепру. Распрягли коней. Решили отдохнуть. Сижу я у костра с ординарцем Васей. Говорю ему: «Эх, Вася! Вот разобьем беляков, построим социализм — хорошая жизнь лет через двадцать наступит! Дожить бы!..»

Алешковский за него докончил:

— И наступил через двадцать лет — тридцать восьмой год!

Человек, который внутри себя начинает создавать свой собственный, независимый мир, рано или поздно становится для общества инородным телом, становится объектом для всевозможного рода давления, сжатия и отторжения.

Ибо я благодарен матери и отцу не только за то, что они дали мне жизнь, но также и за то, что им не удалось воспитать своё дитя рабом. Они старались как могли — хотя бы для того, чтобы защитить меня от социальной реальности, в которой я был рождён, — превратить меня в послушного, лояльного члена общества.

Тысячи людей умирают каждый день, но положи труп посередине улицы, так все начинают сходить сума.

Я устал и бороться, и жить, и страдать,

Как затравленный волк от тоски пропадать.

‎Не изменят ли старые ноги,

‎Донесут ли живым до берлоги?

Мне бы в яму теперь завалиться и спать.

А тут эти своры… Рога на лугу.

Истерзан и зол, я по кочкам бегу.

Далеко от людей схоронил я жильё,

Но у этих собак золотое чутьё,

‎У Завистливой, Злой да Богатой.

‎И в тёмных стенах каземата

Длится месяцы, годы томленье моё.

На ужин-то ужас, беда на обед,

Постель-то на камне, а отдыха нет.