…Мир так демократичен! Даже камеру смертника приходится делить с другими.
Господу богу, в-вероятно, очень в-весело забавляться с нами – ведь нас так много.
…Мир так демократичен! Даже камеру смертника приходится делить с другими.
— Вам надели их [наручники] на свежую рану?
— Р-разумеется, ваше преосвященство. Свежие раны для того и существуют. От старых мало проку: они будут только ныть, а не жечь вас, как огнем.
…Боль раскалывает наше сознательное «я» на две враждующие стороны: одна из них умом понимает истинность какого-либо явления, а другая чувствует, что эта истина ложна.
Вам никогда не приходило в голову, что почти все сказки имеют два смысла? Искусство жить и состоит в том, чтобы следовать тому, который приятен…
Сейчас я уже достаточно отвечаю за свои слова, чтобы знать, что я за них не отвечаю.
…Как же будете звать меня вы? Феликсом? Это имя так же мало для меня значит, как и Риварес. Я увидел их на вывеске в Кито. Должно же у человека быть имя.
Он даже слишком хорош для нашего грешного мира, и его следовало бы вежливо препроводить в другой.
— Ах, Рене, Рене, вы навсегда останетесь ребенком!
— Вежливый намек на то, что я навсегда останусь ослом?
— Скажем — херувимом.