Если бы смерть была разрушением всего человека, то быть одновременно освобождённым от своего тела, от души и от пороков было бы для злых большим выигрышем. Только тот, кто обогатил свою душу не чуждыми ей украшениями, а теми, что свойственны её природе, сможет спокойно ждать часа отправления в другой мир.
Зачем пренебрегать телом? Оно и есть жизнь, а душа, если она вообще существует, принадлежит вечности, то есть смерти.
Бояться смерти — это не что иное, как приписывать себе мудрость, которой не обладаешь, то есть возомнить, будто знаешь то, чего не знаешь. Ведь никто не знает ни того, что такое смерть, ни даже того, не есть ли она для человека величайшее из благ, между тем ее боятся, словно знают наверное, что она — величайшее из зол. Но не самое ли позорное невежество — воображать, будто знаешь то, чего не знаешь?
– В Африке ли дело?
– В ней. Африка дохлая. Знаешь, если у смерти есть дом, он там.
Я рассмеялся, чтобы скрыть кашель и не выдать себя.
– Серьёзно, – продолжила она, – души у людей там мелкие, реки мутные, песок превращает всё в песок. В Африке как бы заранее чувствуешь себя мёртвым и думаешь: такую жизнь я хотел прожить?
Опыт научил тебя, что единственное несчастье, горшее, чем насильственная смерть близкого человека, — это пропажа близкого человека, пропажа без вести, с концами. Это пытка неопределённостью, когда сердце подпрыгивает на каждый стук в дверь, на каждый телефонный звонок. Несчастных выдаёт отчаяние в глазах, привычка в любой толпе поспешно и жадно прощупывать лица. Можно уговорить себя, что смерть близкого человека была неизбежна; много труднее подавить крик упорствующей души. Он жив, кричит душа; но вернётся ли он?
— Да вы маму мою не видели. У меня мама молодая, красивая. Она ещё родит. Второго, нормального пацана.
— Ошибаешься. Невозможно пережить ребенка. Твоя мать умрёт вместе с тобой. Сердце умрёт, душа, а тело просто будет существовать. Это страшно.
Но когда-нибудь наступит ужасный час покоя,
Будет тихо как после страшного боя,
Время остановится, и все затихнет сразу,
Кто-то не окончит уже начатую фразу.
Еще одна секунда проникла в никуда,
С чьим-то дыханьем вырвется душа,
Если в твоей жизни с рассветом встанет зло,
То душе твоей ничтожной, считай, не повезло.
Со смерти жены Веллман не видел смысла в том, чтобы каждодневные вещи радовали глаз, – раз единственное, что радовало его душу, закопали в холодной, безучастной земле.
— Если хотят умереть, пусть умирают.
— Ну, знаешь ли... Нельзя так говорить!
— Душа, способная на самоубийство, уже одержима. Не важно, жив человек или нет, его уже не спасти.
Cлайд с цитатой