Боль может сидеть очень глубоко внутри, но её никакими слезами не вымоешь оттуда, как, к примеру, дождь смывает грязь с крыши.
Слова могут быть острее обоюдоострого меча. Они ранят глубоко и оставляют истекать кровью.
Боль может сидеть очень глубоко внутри, но её никакими слезами не вымоешь оттуда, как, к примеру, дождь смывает грязь с крыши.
Слова могут быть острее обоюдоострого меча. Они ранят глубоко и оставляют истекать кровью.
— Все в Божьих руках, Атрет. Он все усмотрит.
— Ты умрешь.
— «Вот, Он убивает меня; но я буду надеяться», — сказала она. И улыбнулась Атрету. — Что ни делается, все — к исполнению Его воли и для Его славы. Мне не страшно.
В родных широтах, жив курилка,
то о подружке грежу, каюсь,
то болью в области затылка
с отдачей в позвоночник маюсь.
Ты видишь лучшее, что есть в чужих душах, и для тебя оно важнее живущей там черноты. А тьма, между прочим, очень часто подчиняет себе свет, если тот недостаточно силен. Наверное, тебе нужно стать немного черствее сердцем... чтобы выжить.
Все остальные тоже хотели от меня только секса, и мне это нравилось. Но иногда это причиняет боль, ведь я все-таки женщина.
Что со мной? Неважно, сколько гадостей он скажет, я же его ненавижу. И мне не больно... Мне не должно быть больно...