Эти улицы не станут прекрасней, пока мы не пройдемся по ним держась за руки.
Даже если подуешь, мои раны не перестанут болеть.
Üflesen de Soğumaz Yaralarım.
Эти улицы не станут прекрасней, пока мы не пройдемся по ним держась за руки.
Даже если подуешь, мои раны не перестанут болеть.
Üflesen de Soğumaz Yaralarım.
Если я сожгу память о прошлом, то ты превратишься в пепел.
На улицах, что носят имена советских мумий,
Твой смертельный номер — тут родился, помрачнел и умер.
Если и сожгут этот мир, то сожгут его несчастные.
Yakarsa Dünyayı Garipler Yakar.
С новой болью стихает и становится легче прежняя боль.
Ты ведь говорила: «Уходят все, кто меня любит», но я все еще тут. Я никуда не уйду. Но и ты не уходи. И ты не уходи, прошу. И ты останься!
Моя проблема — Чукур, но и исцеление моё — Чукур.
Derdim Çukur, ama dermanım da Çukur. Надписи на стенах Чукура.
Земля круглая, но тот кто уходит, больше не возвращается.
Dünya yuvarlak ama giden gelmiyor.
Многие думают, что их время еще не пришло — а время незаметно и безвозвратно уже ушло!
Советская власть возвела эти дома, завезла в них людей, а потом вдруг взяла и кончилась. Было в этом какое-то тихое «прости».
Странным, однако, казалось вот что – эпоха кончилась, а люди, которые в ней жили, остались на месте, в бетонных ячейках своих советских домов. Порвались только невидимые нити, соединявшие их в одно целое. А потом, после нескольких лет невесомости, натянулись по-другому. И мир стал совершенно другим – хотя ни один научный прибор не мог бы засечь этих нитей. Было в этом что-то умопомрачительное.