Тяжело прощаться с домом, в котором жил. Ничуть не легче, чем с человеком.
— Не оставляй меня, Фанфан, жить не смогу без тебя.
— Тебе предсказали счастливую жизнь, забудь меня. Фанфан прожил столько, сколько живет цветок, например, тюльпан.
Тяжело прощаться с домом, в котором жил. Ничуть не легче, чем с человеком.
— Не оставляй меня, Фанфан, жить не смогу без тебя.
— Тебе предсказали счастливую жизнь, забудь меня. Фанфан прожил столько, сколько живет цветок, например, тюльпан.
Наверно, так нужно, так надо,
Что нам на прощанье даны:
Осенний огонь листопада
И льдистый покров тишины...
— Что будет, когда я умру?
— Не говори так.
— Нет, правда. Когда я умру, и меня похоронят, тебе не надо будет возвращаться домой. Что тогда будет?
— Не знаю.
— Ты когда-нибудь осядешь на месте?
— Доктор этого не сделает, и я не могу. Я продолжу путешествовать.
— И продолжишь меняться. Лет через 40-50 появится женщина, идущая по рынку на какой-нибудь планете в миллиардах миль от Земли, но она уже не будет Розой Тайлер. Она даже не будет человеком.
– Тебе не кажется, что прощание с ребенком сделает твою смерть еще тяжелее?
– Но разве это того не стоит?
Долг Короля состоит в том, чтобы осуществить мечту. А твой долг слуги – познать мечту Короля и передать её последующим поколениям.
Живи, Вэйвер. Пронаблюдай всё до самого конца, живи долго, и расскажи о ней – о сущности твоего Короля. О галопе Искандера.
На съёмках я познакомился с последними достижениями урбанизации. В трущобах Бомбея, самых страшных трущобах мира, я увидел, насколько могут быть спрессованы
человеческие жилища, даже самые допотопные клетки для животных по сравнению с ними кажутся роскошными апартаментами. В Токио миниатюризация жилья дошла до такой степени, что номера в некоторых гостиницах представляют собой этакие забавные капсулы, куда проживающие втискиваются, как в коконы, и чувствуют себя всё равно что в гробу, оснащённом кондиционером и кабельным телевидением.
У него большие руки; как корни деревьев, изношенные, натруженные. Эти руки могут расписывать стены, обманывая Навозников; могут чинить все, что сломано. Я ухожу от этих рук.
[...] это был один из лучших дней в моей жизни; день, который я прожил не думая о жизни.
Прерви сей горький поцелуй, прерви,
Пока душа из уст не излетела!
Простимся: без разлуки нет любви,
Дня светлого — без черного предела.
Не бойся сделать шаг, ступив на край;
Нет смерти проще, чем сказать: «Прощай!»
«Прощай», — шепчу и медлю, как убийца,
Но если все в душе твоей мертво,
Пусть слово гибельное возвратится
И умертвит злодея твоего.
Ответь же мне: «Прощай!»
Твоим ответом
Убит я дважды — в лоб и рикошетом.
Мы простимся у переправы с теми, чей ускользает век,
И от третьей звезды направо возвратимся на этот свет.
И вернемся к своим заботам, заблуждениям и мечтам,
И найти попробуем счастье, чтобы было не стыдно Там.