Мы контролируем улицы, лишь потому что они так считают. Если перестанут в это верить — всему конец.
— Улицы Бруклина вздохнут с облегчением.
— Вот отвернешься на миг и все уже изменилось.
— Или открываешь глаза и будто видишь в первый раз.
Мы контролируем улицы, лишь потому что они так считают. Если перестанут в это верить — всему конец.
— Улицы Бруклина вздохнут с облегчением.
— Вот отвернешься на миг и все уже изменилось.
— Или открываешь глаза и будто видишь в первый раз.
— Что-то я не помню, чтобы мы решали начать войну против отдела разведки.
— На войне нет времени решать. Она уже идет. И наша задача ее окончить.
— Одна машина вернулась.
— Лишь одна!?
— Из тридцати четырех тысяч копов нас любят лишь двое?
— Тесс, нет, назад!
— Откликнулась лишь Тесс?
— Чертова камикадзе!
— Она одна?
— Она чокнутее, чем мы думали.
— Иногда, чокнутость — это хорошо.
— Нельзя повернуть время вспять.
— Со всем к вам уважением, я не могу забыть об этом, как вы.
— Ломан, у меня бывало также и были законные убийства, но убийства — все равно убийства.
— Это другое, вы белый коп. В среднем, сколько белых вы сажаете?
— Не знаю, не считал.
— Людей моего цвета, мы ловим в восемь раз чаще, чем людей вашего.
— Насколько я помню, мы ловим преступников, а не карандаши.
— Сэр, если вы достанете из коробки карандаш любого цвета — это ожидаемо. Если я достану черный, то я крыса, я продался. Это мой район. Им кажется, что я решил играть против своих.
— Ломан, теперь мы для тебя свои. Что касается тебя — касается всех нас. А если черный парень косо на тебя глянет, когда ты его арестовываешь — какая разница?
— Это я переживу. Я не могу видеть ребят, которые кидаются в рассыпную в страхе, что полицейский их застрелит. Их так приучили. Нет, кто-то должен им доказать, что хороший коп не исключение из правил.
— Шесть лет на флоте, двадцать пять в полиции, ты жив только благодаря чутью. Что оно говорит?
— Что сделанный выстрел не отменить.
Пусть я уже давно не ношу значок, но раньше мы следили за преступниками, а не друг за другом.
— Мы здесь из-за меня.
— Ты сделала это, повинуясь долгу. Так поступают хорошие копы.
— Ты сделал меня такой. Как и всех нас.
— Вы знакомы?
— Она играла в нашей песочнице, а потом стала федералом.
— Замки выше, а грязь все та же.
Похоже, у него зуб на нацменьшинства и он считает, что рука закона нужна, чтобы бить в челюсть.
Когда работаешь в штатском столько, сколько я — форма становится символом трагедии. Она пылится у меня в дальнем уголке шкафа, чтобы я не мог ее видеть.