Вкус греха столь привычен для меня, что я хорошо различаю оттенки и умею наслаждаться ими.
Я не безбожница, но мой Бог многое мне прощает. Грехи становятся так забавны, как только входишь во вкус.
Вкус греха столь привычен для меня, что я хорошо различаю оттенки и умею наслаждаться ими.
Я не безбожница, но мой Бог многое мне прощает. Грехи становятся так забавны, как только входишь во вкус.
Люди красивы изнутри. Душою. Если у человека душа мелочная, или пустая, или вовсе нет ее — о какой красоте может идти речь? Пусть совершенны брови, губы изогнуты луком Амура, волосы роскошно струятся из-под шляпы — уродство души ничем не скроешь.
Все решает предприимчивость, оборотистость и наглость вкупе с умением лгать; всего этого не занимать церковникам.
Что заставляет нас упрямо идти выбранным путем, даже когда кажется, что нет выхода и путь ошибочен? Упрямство, вера, непреклонность. Все мои призраки стоят за моею спиною и — нет, не шепчут, но громко смотрят, их тишина бьет в уши, их взгляды — как стена, на которую можно опереться.
Во многих из нас живет внутри фантом счастья. Странная, ни на чем не основанная вера, она стоит на трех китах — словах «все будет хорошо».
Языческие легенды говорят, что боги танцевали, создавая мир. Я лечу, и вместе со мной летят все они, отплясывающие танец сотворения и смерти вселенной; шаг вперед — мир растет, шаг назад — небеса трещат.
Она всегда наблюдает за мной, как за ядовитой змеей, всегда готова к моему броску. А когда я действительно бросаюсь, изумляется.
Люби меня, люби, заклинаю я его. Люби меня сильно, увлекись мною, пропади во мне, тянись и дотягивайся. Так нужно. Так хочет Бог.