Границы моего языка означают границы моего мира.
Нет ничего лучшего, чем язык и сердце, когда они праведны, и нет ничего худшего, чем язык и сердце, когда они испорчены.
Границы моего языка означают границы моего мира.
Нет ничего лучшего, чем язык и сердце, когда они праведны, и нет ничего худшего, чем язык и сердце, когда они испорчены.
А я спросил себя о настоящем: какой оно ширины, какой глубины, сколько мне из него достанется?
Карл Пятый, римский император, говаривал, что испанским языком с богом, французским — с друзьями, немецким — с неприятелем, итальянским — с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языков.
Егор всегда честно признавал, ну, не при всех, а для себя самого, что он не храбрец. Но и трусом, пожалуй, тоже не был. Были вещи, которых можно и нужно бояться: шпана, маньяки, террористы, катастрофы, пожары, войны, смертельные болезни. Все в одной куче, и все одинаково далеко. Все это реально существовало и в то же время оставалось за гранью повседневного. Соблюдай простые правила, не броди по ночам, не лезь в чужие районы, мой руки перед едой, не прыгай на рельсы. Можно бояться неприятностей и в то же время понимать, что шанс в них влипнуть весьма невелик.
Сейчас без языка нельзя. Пропадёшь сразу: или из тебя шапку сделают, или воротник, или просто коврик для ног.
Миллионы лет назад некто выдавил из себя какое-нибудь мычание или хмыканье, а некто другой проговорил бессмертные слова — ныне утерянные, но наверняка означавшие что-то вроде «я понимаю, о чем ты». Так произошёл язык.
Мы понимали ее дословно и хихикали в спину, потому что родной язык — злая штука. На родном понимают сразу, а значит — не понимают главного. Если понимаешь сразу, значит, это — не главное, но оно будет застить тебе глаза, и тогда, может случиться, ты уже никогда не поймешь...
В идеальном языке, убежден я, звучание любого слова настолько точно соответствует смыслу, что его даже учить не надо, услышал – и сразу понял, о чем речь.