Веревка, что некогда вытянула из омута, может стать петлей на шее.
Я и сама-то едва могу себе в них признаться. А именно — как страшно мне оказаться свободной, невзирая на моё постоянное желание. Страшно, что же будет со мной дальше, что я буду делать с собой, когда бабы не станет. Всю свою жизнь я жила, как рыбка в аквариуме, в безопасности стеклянных стен, за барьером столь же непроницаемым, сколь прозрачным. Я вольна была глядеть на сверкающий мир по ту сторону стекла, представлять себя в нём, если хочется. Но всегда оставалась взаперти, окружённая жестокими неподатливыми границами существования, которое баба для меня создал, — сначала, пока я была юна, создавал сознательно, а теперь, когда он ото дня ко дню угасал, — невольно. Думаю, я выросла в привычке к этому стеклу и теперь в ужасе от того, что, когда оно разобьётся, когда я останусь одна, меня вынесет в открытое неизвестное и буду я беспомощно, потерянно трепыхаться, хватая ртом воздух.
Есть правда, которую я редко признаю: мне всегда нужна была ноша — баба у меня на спине.