Недозрелый месяц завис над планетой Земля, мертвый — над умирающей.
... душа человека имеет больше прав называться вселенной, чем собственно мироздание...
Недозрелый месяц завис над планетой Земля, мертвый — над умирающей.
... душа человека имеет больше прав называться вселенной, чем собственно мироздание...
Любить – это не только то, о чём я тебе тогда написала. Не только идти по улице и не оборачиваться. Любить – это когда делаешь вид, что отправляешься на службу, а сама несешься на вокзал. Чтобы преподнести тебе сюрприз, поцеловать, что угодно, – напоследок; и тут я увидела, как ты покупаешь журналы в дорогу. Меня бы в то утро ничто не смогло рассмешить. А ты смеялся. Как ни в чем не бывало болтал с киоскером и смеялся. Вот когда я поняла, что значит любить: видеть, как тот, без кого ты жить не можешь, с прибаутками от тебя уматывает.
Глядя в небо, она вспомнила, что прижата ужасной силой под названием «гравитация» к парящему в огромном Ничто каменному шару, к громадине, несущейся из ниоткуда в никуда посреди холодной Вселенной, которую никто не в силах понять.
Варенья, лакомых перемен, не получишь, пока не объешься хлебом, черствыми корками ожидания.
Я не молился за упокой, ибо молитвы тщетны; я не оплакивал ни ее, ни себя, — ибо дважды оплакивают одно и то же лишь кстраверты; но, окутанный ночным безмолвием, неимоверно враждебным и человеку, и верности его, и любви, просто помнил о ней, помнил, помнил о ней.
Никогда луна так тихо с неба не смотрела!
Сумерек плывущих лира тишиной запела,
В ветви тёмные вплетая синих теней сонмы...
Нежным и таким спокойным неба я не помню!
Так и мне, озёрной птицей, в песне изнемочь бы,
Лишь успеть сказать, как в душу заглянула ночь мне,
И что крылья в беспредельность сотканы мне снами,
А мечты на хрупких мачтах вздулись парусами;
Рассказать, как близость смерти вдруг преображает
Песню, что слагает лебедь, с песней умирая,
И как ясно мне, что душам в океане этом
Смерть – лишь новая дорога розового цвета;
И что сказкой обернётся дерзкий мир поэта
И что не было вовеки ночи тише этой,
Что с великими мужами здесь лежать мне вместе,
Что я – царь и что поэт я, умираю в песне,
Чтобы сердце моё в лире вас веками грело...
Никогда луна так тихо с неба не смотрела!
И мы занялись любовью; не сексом, а любовью; хотя секс был бы гораздо благоразумнее.
О, пусть я умру
Под сенью вишневых цветов!
Покину наш мир
Весенней порой кисараги
При свете полной луны.