— Как ты это делаешь?
— Что?
— С виду тебе так легко.
— Не понимаю, о чем ты.
— Просто живёшь. Не думая, кем быть и для кого.
— И это хорошо?
— Конечно.
— Ты никогда не улыбаешься.
— Я, я, я улыбаюсь, часто улыбаюсь. Да я одна сплошная улыбка [улыбается].
— Подожди, не-не-не, не так это, не улыбка, это лицо урода.
Я потерялась в комнате смеха, расплакалась, и она купила мне шариков, а потом на самом верху колеса обозрения она велела мне отпустить их. Я отпустила. Она сказала: «Кейт, если их не видно, это не значит, что их нет» и обняла меня.
Жизнь моя имела тенденцию изгибаться, ветвиться и выпячиваться — так часто бывает, когда следуешь по пути наименьшего сопротивления.
Вся жизнь может измениться за секунду, а ты даже знать не будешь, когда. «До» ты знаешь, в каком мире ты живешь, а «после» — всё уже по-другому. Может быть и не плохо, не всегда, но по-другому. Навсегда!
— Кстати, я никогда не спрашивал у тебя, сколько тебе лет?
— Дай подумать. Около восьмиста лет.
— Восемьсот лет? Точно, ты ведь совсем не такая как люди. Я даже представить себе не могу, жизнь длиною в восемьсот лет.
— Это существование, а не жизнь.
Cлайд с цитатой