Социальная революция вообще, русская социальная революция, в частности, не являются результатом одного только бурного подъема общественного сознания, они — явление, отражающее две стороны, гармонически сочетающиеся между собой, — общественную психологию, то есть духовную сторону реальной жизни, и бытия, то есть материальные условия реальной жизни.
... одна из самых отличительных черт революций – бешеная жажда игры, лицедейства, позы, балагана. В человеке просыпается обезьяна.
Революция — это не только глубинный толчок к обновлению, не только испытание, которому нас подвергает история, но и задача управленческая: банковские счета, векселя... да, да, и векселя! В истории революций эти вещи не фигурируют, можно подумать, что революционеры питаются воздухом и песнями.
Несмотря на муки свои, все полны были надежды, благоговейной, фанатичной веры, самоотверженности людей, убежденных в предстоящей победе. Им обещали, что настанет эра справедливости, и они готовы были пострадать ради завоевания всеобщего счастья... Когда в глазах у них темнело от слабости, перед ними в лучезарных видениях представало идеальное общество, о котором они грезили, теперь такое близкое и как будто даже ставшее явью, — общество, в котором все будут братья друг другу, золотой век труда и совместных трапез. Ничто не могло бы поколебать их уверенности в том, что наконец они вступят в царство справедливости... Вера заменяла голодным хлеб, она их согревала в нетопленном доме... у людей кружилась от голода голова, но они охвачены были блаженным экстазом веры в ожидающую их лучшую жизнь, как мученики христианства, которых бросали на съедение хищным зверям.
«Еще не настало время разбираться в русской революции беспристрастно, объективно…» Это слышишь теперь поминутно. Беспристрастно! Но настоящей беспристрастности все равно никогда не будет. А главное: наша «пристрастность» будет ведь очень и очень дорога для будущего историка. Разве важна «страсть» только «революционного народа»? А мы-то что ж, не люди, что ли?
Человеку, который вышел из дому в светлой праздничной одежде, стоит только быть обрызнуту одним пятном грязи из-под колеса, и уже весь народ обступил его и указывает на него пальцем и толкует об его неряшестве, тогда как тот же народ не замечает множества пятен на других проходящих, одетых в будничные одежды. Ибо на будничных одеждах не замечаются пятна.
(продолжение)
Но хотел бы я сказать немножко о другом. Посмотрите на то, что происходит в мире. Какая удушливая и совершенно безнадежная атмосфера была в эпоху поздней глобализации, что вот эта вся феерия, которую мы наблюдаем, не только в США, но и в Англии, во Франции, вон в Германии что происходит, в этой милой пряничной Германии, с капусточкой, сосисочками, и хорошим пивом. Что там происходит? Какая же была удушливая атмосфера безнадеги, что то, что там происходит, воспринимается как альтернатива. Причем очень серьезными людьми. И это, конечно, очень страшно. Потому что те, которые хотят вернуться к нормальности поздней глобализации, вернут нас в еще более безнадежную альтернативу. Вот об этом мы должны думать.
Перед ними был великолепный сад. Кругом высились конусообразные кипарисы и апельсиновые деревья, а цветущие кусты наполняли мягкий южный воздух благоуханием. Из пастей каменных львов били фонтаны. В разных уголках сада были устроены беседки, на каменных скамьях лежали цветные подушки. Это был подлинно восточный уголок наслаждений. Питер никогда не видел ничего подобного. К тому же он не видел ни неба, ни цветов в течение долгих, томительных недель болезни. Сад был совершенно изолирован, его окружала высокая стена, и только в одном месте между двумя кипарисами возвышалась башня из красного камня, без окон, принадлежащая какому-то другому зданию.
— Это гаремный садик, — прошептала Инесса. — Много любимиц порхало здесь в счастливые летние дни, пока не приходила зима и бабочка не погибала.
Когда же наступили давно обещанные «ночи длинных ножей», мирные граждане, спасенные Гитлером от разрухи, благоразумно заперлись в квартирах, плотно занавесив окна. Они старались не выглядывать даже на лестницу, по которой коричневые преторианцы «красивого Адольфа» волокли вниз окровавленных марксистов и евреев, помышляющих о попытке к бегству.
Берлин выглядел в эти дни, как город, сломленный долгой осадой, после вступления в него неприятельских войск. По улицам холодным сквозняком дул страх.
Если у человека есть голова на плечах, он по-любому не пропадет. Много есть в жизни способов…
Cлайд с цитатой