— Я как мафрум — жесткий и очень колючий снаружи, но мягкий и податливый внутри.
— Ты не похож на мафрум совершенно! Ты скорее лук — внешний слой совсем говнюк, и когда снимаешь его, под ним оказывается еще десять слоев говнюка.
— Я как мафрум — жесткий и очень колючий снаружи, но мягкий и податливый внутри.
— Ты не похож на мафрум совершенно! Ты скорее лук — внешний слой совсем говнюк, и когда снимаешь его, под ним оказывается еще десять слоев говнюка.
Мне нравится, когда женщины получают образование. Это всё равно, что надеть на обезьян ролики — им все равно, а мы умиляемся.
— Если конституцию подпишут, появится свободная пресса, бабы за рулем, гражданские права!
— Что за гражданские права?
— Потом объясню... Обхохочешься!
Давным-давно я вёл одну программу, приходит такой известный российский актер и я его спрашиваю: «Кого вы считаете выдающимися актерами двадцатого века?»
Он так сел и сказал: «Нас немного...»
Пьян! Разве я на это жалуюсь когда-нибудь? Кабы пьян, это бы прелесть что такое — лучше бы и желать ничего нельзя. Я с этим добрым намерением ехал сюда, да с этим добрым намерением и на свете живу. Это цель моей жизни.
Я знал одного бармена, который говорил любой посетительнице, на которую западал: «У меня язык 25 см, и я могу дышать через уши!»
— Генри, познакомься, это Дэвид и Мэри Маргарет.
— Вы помогаете маме с расследованием? [шепотом:] Или они сбежали из под залога?
— Нет. Это... Мы знакомы сто лет.
— А где познакомились?
— В Фениксе.
— Здесь.
— Да, в Фениксе. Теперь — мы здесь.
— Я думал, ты жила в Фениксе только в то время? [имеет в виду тюрьму в штате Феникс]
— Да, мы сидели вместе.
— Правда? А вы-то за что?
— Бандитизм. Всякий может оступиться. И главное, вовремя свернуть с кривой дорожки.
— Ты мне поставил мат? Я с тобой больше не играю, собака! Помолчи, не хочу слушать твоих извинений.