Мода – это то, как вы выглядите, что в переводе означает: кем вы хотели бы быть.
Многие говорят, что сегодня люди наряжаются куда меньше, чем раньше. Но на портретах, которые я сейчас пишу, разнообразия в одежде куда больше, чем тридцать лет назад. И гораздо больше костюмов с галстуками.
Я всегда ложусь спать безупречно чистым. Еще с детства. Когда я был ребенком, мама говорила мне: «Ты можешь проснуться посреди ночи и внезапно умереть, потому заботься о том, чтобы выглядеть на все сто процентов».
Раньше каждый хотел откусить лакомый кусочек от моды, теперь этот торт такой огромный, что не хватает животов переварить его.
Даже когда я встречаюсь с президентами, я снимаю фуражку только на несколько секунд, в знак почтения. А потом говорю: «Извините, я вынужден сидеть перед вами в головном уборе». Уже в XVI веке можно найти автопортреты, где художники носят козырьки, чтобы защитить глаза от яркого света.
Во все времена и в каждой культуре существовали определенные представления об идеале, о том, каким должен быть мужчина, и какой — женщина, но и в прежние времена эти представления не отличались стабильностью. Однако в той культуре, где многое зависит от нашего соответствия последней моде, настоящие качества, связанные с нашими ролями мужчины или женщины, остаются нераскрытыми, отступая на задний план, поскольку мы ведем себя так, как от нас того ожидают.
Архитектура – это как человек располагает себя в пространстве, а мода – это как вы располагаете объект на человеке.
Борьба с дьяволом, которая является основной задачей Святого Архангела Михаила, продолжается по сей день, ибо дьявол жив и творит зло в мире.
А от мира, от Вселенной, от всего «прочего» они отвернуты и signum этого, закон этого, орудие этого, «ворота» и «замок» сей священной обители, и есть «стыд». — «Стыдно всех» — кроме «мужа»; то есть не касайся, — даже взглядом, даже мыслью, даже самым «представлением» и «понятием» — того, к чему ты, и каждый другой, и все прочие люди, весь свет — не имеете отношения: потому что это принадлежит моему мужу, и в целой Вселенной только ему одному. Вообще семья — «страшное». В «черте», в магической черте, которую вокруг неё провёл Бог. Таким образом, «стыд» есть «разграничение». Это — «заборы» между семьями, без которых они обращаются в улицу, в толпу, а брак — в проституцию. То есть нашу, — уличную и торговую. Так называемая в древности «священная проституция», наоборот, и была первым выделением из дикого беспорядочного общения полов нашего «священного брака», «церковного брака», «непременно церковного». Без «священной проституции» невозможно было бы возникновение цивилизации, так как цивилизация невозможна без семьи. Внесение «священства» в «проституцию» и было первым лучом пролития «религии» в «семью». Уже тем, что она была именно «священная», она отделилась от «обыкновенной» проституции и затем продолжала все «отделяться» и «удаляться», суживаясь во времени и лицах, пока перешла сперва в «много-женный» и «много-мужний» (полиандрия) брак и, наконец, в наш «единоличный церковный брак». «Измены» в нашем браке суть атавизм полигамии и полиандрии.
«Стыд» и есть «я не проститутка», «я не проститут». «Я — не для всех». Стыд есть орган брака. Стыдом брак действует, отгораживается, защищается, отгоняет от себя прочь непричастных.
Cлайд с цитатой