Евгений Гришковец. Рубашка

Мы только один раз были в том кафе, а я не могу теперь проезжать мимо него. Я стараюсь этого не делать. Мы просидели тогда в нём не более сорока минут, выпили — она чай, я два кофе. Говорили ни о чём, она смеялась, а я смотрел на неё — и думал о том, как я хочу взять её сейчас за руку и не отпустить никогда. Посидели сорок минут, и это кафе стало для меня «нашим» кафе. Я не могу туда зайти больше, и вид этого кафе ранит меня. И бульвары… все бульвары ранят. И весь город ранит меня беспрерывно. Потому что она здесь. А все те места, где мы встречались, стали просто эпицентрами нестерпимого… волнения, тревоги…

16.00

Другие цитаты по теме

А этот парень… он мой родственник из Твери. Он недавно после армии. Я его совсем не знал. Родственники попросили… Он неплохой…

– Он очень плохой! – перебил я Гришу. – Может быть, он потом будет хорошим, но я не педагог, и заниматься его воспитанием – не наше с вами дело.

Я понял, что меня не беспокоят Её мужчины. Были они у Неё или они есть?... И сколько их?... Обычно я очень ревнив. Но теперь ревности не было! Была невыносимая любовь!... И мысль: «Лишь бы Ей было хорошо! Конечно, лучше бы со мной! Но если не со мной?... Пусть будет хорошо, и всё!»

Бывает, в сердце носим то, чего не хочется в себе признать,

Скрывать все свои слабости – мы в этом профи.

Тогда ты думала, что ты сильней меня,

Не уставая при этом причитать, серьезно хмурила смешные брови.

Ты свято верила, что я другой,

Отчаянно твердила, что могу меняться.

А, впрочем, нам ведь было хорошо с тобой,

А значит не к чему жалеть и извиняться.

Любимая музыка без надрыва не бывает. Так что у меня тут джаз. То есть музыка для тех, кто отлюбил!

Пока ты с другими там примеряешь планы, на Ниццу, Ницше, на «да-да, вот здесь и ниже»,

Я по стеклу в душевой утекаю плавно, я оседаю на пол, и кафель лижет

меня повсюду, до куда только достанет. И день утекает, словно сквозь пальцы жидкость,

И я забываю, когда уже солнце встанет, что я еще собственно даже и не ложилась.

Пока ты чинишь машину, и пишешь хокку, заказываешь пиво себе в спорт-баре,

Я пробираюсь по горной тропинке в воздух и улыбаюсь, мать твою, улыбаюсь.

Я научаюсь жить в безвоздушном мире, я открываюсь каждому, кто попросит,

Я перемыла все, что нашлось в квартире и не разбила, хотя подмывало бросить.

Пока ты там злишься, ревнуешь, врешь мне, а так же глупо веришь в чужие сказки,

Я написала прозы тебе две простыни, я наварила груды вареньев разных.

Я одолела боль свою, оседлала, я отняла у нее по тихому все ее силы,

Я поняла, что я все могу. И надо же! Даже вернуться, видишь, не попросила.

Саня, передёргивай – не передёргивай, а всё просто. Жил я без неё, потом жил с ней, а теперь снова без неё. А без неё – это уже у меня было. А если что-то повторяется, это не то что не интересно, это не жизнь, Саня! Не жизнь!!! Это доживание!..

— Дэнис, ты ее бросил у алтаря беременной.

— Это было давным-давно!

— Женщины долго помнят всякие пустяки...

Самый грустный вид спорта — это женское одиночное фигурное катание! Сколько бы эта молодая и красивая женщина ни каталась по льду, сколько бы страстно ни вытягивала вперёд руки, сколько бы ни выгибалась, ни крутилась бы… всё равно никто к ней не выскочит, не обнимет! Так она и останется одна на льду.

Девочка моя, я знаю, ты меня не забудешь, но не давай воспоминаниям висеть на тебе ненужным грузом. Иди в будущее налегке.