Александр Николаевич Островский. Бесприданница

Другие цитаты по теме

— Что значит «так»? То есть не подумавши? Вы не понимаете, что в ваших словах обида, так, что ли?

— Конечно, я без умыслу.

— Так это еще хуже. Надо думать, о чем говоришь.

Для несчастных людей много простора в божьем мире: вот сад, вот Волга. Здесь на каждом сучке удавиться можно, на Волге — выбирай любое место. Везде утопиться легко, если есть желание да сил достанет.

Я любви искала и не нашла. На меня смотрели и смотрят, как на забаву. Никогда никто не старался заглянуть ко мне в душу, ни от кого я не видела сочувствия, не слыхала теплого, сердечного слова. А ведь так жить холодно. Я не виновата, я искала любви и не нашла... ее нет на свете... нечего и искать.

— Мне хочется знать, скоро ли женщина забывает страстно любимого человека: на другой день после разлуки с ним, через неделю или через месяц... имел ли право Гамлет сказать матери, что она «башмаков еще не износила» и так далее.

— На ваш вопрос я вам не отвечу, Сергей Сергеич; можете думать обо мне, что вам угодно.

— Об вас я всегда буду думать с уважением; но женщины вообще, после вашего поступка, много теряют в глазах моих.

— Да какой мой поступок? Вы ничего не знаете.

— Эти «кроткие, нежные взгляды», этот сладкий любовный шепот, — когда каждое слово чередуется с глубоким вздохом, — эти клятвы... И все это через месяц повторяется другому, как выученный урок. О, женщины!

— Что «женщины»?

— Ничтожество вам имя!

— Ах, как вы смеете так обижать меня? Разве вы знаете, что я после вас полюбила кого-нибудь? Вы уверены в этом?

— Я не уверен, но полагаю.

— Чтобы так жестоко упрекать, надо знать, а не полагать.

Нет хуже этого стыда, когда приходится за других стыдиться.

— ... допускаете ли вы, что человек, скованный по рукам и по ногам неразрывными цепями, может так увлечься, что забудет все на свете, забудет и гнетущую его действительность, забудет и свои цепи?

— Ну, что же! И хорошо, что он забудет.

— Это душевное состояние очень хорошо, я с вами не спорю; но оно непродолжительно. Угар страстного увлечения скоро проходит, остаются цепи и здравый рассудок, который говорит, что этих цепей разорвать нельзя, что они неразрывны.

— Неразрывные цепи! Вы женаты?

— Нет.

— А всякие другие цепи — не помеха! Будем носить их вместе, я разделю с вами эту ношу, большую половину тяжести я возьму на себя.

— Я обручен.

— Ах!

— Вот золотые цепи, которыми я окован на всю жизнь.

— Мне хочется знать, скоро ли женщина забывает страстно любимого человека: на другой день после разлуки с ним, через неделю или через месяц... имел ли право Гамлет сказать матери, что она «башмаков еще не износила» и так далее.

— На ваш вопрос я вам не отвечу, Сергей Сергеич; можете думать обо мне, что вам угодно.

— Об вас я всегда буду думать с уважением; но женщины вообще, после вашего поступка, много теряют в глазах моих.

— Да какой мой поступок? Вы ничего не знаете.

— Эти «кроткие, нежные взгляды», этот сладкий любовный шепот, — когда каждое слово чередуется с глубоким вздохом, — эти клятвы... И все это через месяц повторяется другому, как выученный урок. О, женщины!

— Что «женщины»?

— Ничтожество вам имя!

— Ах, как вы смеете так обижать меня? Разве вы знаете, что я после вас полюбила кого-нибудь? Вы уверены в этом?

— Я не уверен, но полагаю.

— Чтобы так жестоко упрекать, надо знать, а не полагать.

— Мы люди бедные, нам унижаться-то всю жизнь. Так уж лучше унижаться смолоду, чтоб потом пожить по-человечески.

— Нет, не могу; тяжело, невыносимо тяжело.

— А легко-то ничего не добудешь, всю жизнь и останешься ничем.

— Опять притворяться, опять лгать!

— И притворяйся, и лги! Счастье не пойдет за тобой, если сама от него бегаешь.

Пусть веселятся, кому весело... Я не хочу мешать никому! Живите, живите все! Вам надо жить, а мне надо... умереть... Я ни на кого не жалуюсь, ни на кого не обижаюсь... вы все хорошие люди... я вас всех... всех люблю.