Время текло, словно ледяной океан, в котором медленно и неуклюже, как айсберг, ворочалась боль.
На любви ничего нельзя построить: она — бегство, боль, минуты восторга или стремительное падение.
Время текло, словно ледяной океан, в котором медленно и неуклюже, как айсберг, ворочалась боль.
На любви ничего нельзя построить: она — бегство, боль, минуты восторга или стремительное падение.
Жизнь течет как река, независимая, полнокровная; она бурлит и несется вперед, унося частички времени, стирая впечатления о том, что кануло в небытие. Если время превращает в пыль даже камни, что говорить о воспоминаниях!
— Тебе больно, но станет лучше.
— А этот скорбный, печальный, разбитый мир — он тоже станет лучше? Кто его исправит, Росс? Ты?
— Я постараюсь.
The days decay as flowers of grass,
The years as silent waters flow;
All things that are depart, alas!
As leaves the winnowing breezes strow;
And still while yet, full-orbed and slow,
New suns the old horizon climb,
Old Time must reap, as others sow:
We are the gleaners after Time!
Я знаю, девочка моя, от некоторых воспоминаний хочется поскорее освободиться. Забыть как страшный сон. Но у каждой из нас есть такие раны, которые долго могут кровоточить, будить по ночам. И тут не стоит паниковать, искать обезболивающие. Стоит лишь набраться терпения и ждать, когда время подберет тебе лекарство. Для каждого оно разное. Для кого-то – новая любовь, для кого-то – ребенок, а для кого-то… хотя бы море. Однажды ты окажешься у моря, и оно унесет на своих волнах боль воспоминаний. У каждого из нас свое море.
Снедавшие её всё новые страсти делали её жизнь похожей на те облака, которые плывут по небу, отражая то лазурь, то пламя, то непроглядный мрак бури, и оставляют на земле одни только следы опустошения и смерти.
Едва ступив на другой берег Серебряной, Фродо ощутил странную уверенность в том, что переправился не через реку, а через время и попал в один из уголков Старших Дней. Ему казалось, что он ступает по земле мира, которого больше нет.