Надежда не выбирает времени.
Анжелика говорила себе, что все разрушено, жизнь приобрела горький привкус пепла сгоревших надежд и, что самое страшное, она никак не могла понять, отчего так все получилось.
Надежда не выбирает времени.
Анжелика говорила себе, что все разрушено, жизнь приобрела горький привкус пепла сгоревших надежд и, что самое страшное, она никак не могла понять, отчего так все получилось.
Анжелика говорила себе, что все разрушено, жизнь приобрела горький привкус пепла сгоревших надежд и, что самое страшное, она никак не могла понять, отчего так все получилось.
— Верь, — сказала она. — Все пройдет. Даже если очень плохо — это когда-нибудь кончится. Ничто на свете не вечно.
Это знак. Относись к нему как угодно, но для меня он символизирует новые возможности, надежду. То, в чем злодеям обычно отказано, верно?
Если ты оказался в темноте и видишь хотя бы самый слабый луч света, ты должен идти к нему, вместо того чтобы рассуждать, имеет смысл это делать или нет.
Благословенная природа устроила так, что ртуть в термометре человеческой души, упав ниже определенной точки, снова начинает подниматься. Возникает надежда, а вместе с надеждой и бодрость, и человек снова получает способность помогать самому себе, если еще можно помочь.
— Ты сказала, что я тобой играл?
— Конечно, так оно и было.
— Да, но как ты могла такое сказать?
Я познакомился с одним русским — мичманом спецназа. Мы вместе участвовали в одной операции. Несколько раз он спас меня, и мне не стыдно в этом признаться. Потом, когда все закончилось, я спросил его: почему русским всегда удается вылезать из любого дерьма, в которое не раз попадало их государство? И он мне ответил: просто мы никогда не сдаемся…
— Но и американцы не сдаются, и… — начала Абигайль.
— Правильно! Так я ему и сказал, а он говорит:
«Нет, ты не понял. Американцы, как и многие другие, не сдаются потому, что у них практически всегда есть надежда. А если нет надежды, то есть надежда на надежду. А у нас — за тысячи лет — часто бывало, что нет вообще никакой надежды: все, кранты. Киев, Владимир — в руинах. Баскаки повсюду. Или Наполеон — в Москве. Гитлер, под которым уже вся Европа, на Волге… А мы все равно не сдаемся». Я тогда надолго задумался и спросил: «А в чем суть-то?..» — «Вот в этом и есть, — ответил он, — не сдаваться. Никогда. Можно проиграть, можно погибнуть, в жизни всякое бывает, а сдаваться нельзя никогда».