Сразу же после свадьбы Петр признался, что безумно влюблен во фрейлину императрицы Катеньку фон Карр.
— На что вам еще и фрейлина, – хмыкнула Екатерина, – если и со своей-то женой вы не знаете что делать.
— Ты дура... дура, дура! — закричал Петр.
... графиня Прасковья Брюс вопросительно взирала на свою царственную подругу. Екатерина сама поделилась с нею первыми женскими впечатлениями:
— Плохо, если много усердия и очень мало фантазии...
Брюсша поняла: Васильчиков — лишь случайный эпизод, и долго корнет не удержится, ибо в любви без фантазии делать нечего.
— А когда ты решилась на это, Като?
— Когда сильно рыдала, прощаясь с Орловым...
— Мужчины верно делают, что слезам нашим не верят!
Петр стащил Екатерину с постели, босую подвел к комоду, который они сообща и отодвинули от стенки. Здесь Петр прятал кукол!
— Давай, — предложил он жене, — мы с тобой поиграем...
В эту брачную ночь, играя с Петром в куклы, Екатерина твердо осознала, что мужа у неё нет и не будет. Но даже в глубокой старости острой болью отзывались её слова: «По себе ведаю, какое это несчастье для женщины иметь мужа-ребенка...»
Путешествие было обставлено помпезно, но Екатерина указала эскадре приставать к берегам пореже, дабы дипломатический корпус, сопровождавший её, не слишком-то приглядывался.
— У них ведь как, — сказала она фавориту, — увидят помойку или пьяных на улице — радуются, а покажи им достойное и похвалы заслуживающее — косоротятся, будто это ради нарочитого показа сама выдумала, чтобы «поддать дыму» всей Европе...
Павел, мучимый давним недовольством, утешался мыслями о своем превосходстве над матерью, которой однажды и сознался:
— Я внутренне чувствую, что все меня любят.
— Хуже быть того не может, — отвечала мать. — Очень опасное заблуждение думать, что ты всеми любим. Готовьтесь, сын мой, выносить и всеобщую ненависть...
В один из дней тетушка вызвала племянника к себе и поставила перед ним пэновский портрет его цербстской кузины.
— Узнаёшь ли? — вопросила конкретно.
— Впервые вижу, — получила ясный ответ.
Елизавета Петровна малость даже оторопела:
— Я тут стараюсь, в Европах этих разных все пороги обила, невесту для тебя сыскивая, а ты свою же сестрицу не признаешь... Ступай! — велела она. — Я тебя супружеством отягощу. А жена — не тётка родная. Она живо даст тебе на орехи с изюмом...
Она вышла на балкон дворца, под нею хороводил и галдел народ московский, и князь Вяземский не удержался от лести:
— Ах, матушка наша! Гляди сама, сколько много расплескалось на этих стогнах радости и любви к тебе, великая осударыня.
Екатерина хорошо знала цену любой лести:
— Если бы сейчас не я на балкон вышла, а учёный медведь стал бы «барыню» отплясывать, поверь, собралась бы толпа ещё больше.
— Ну, как она сей день? — спросил полицмейстер.
— Злая... По причине отказа Руссо поселиться в Гатчине. Ему, видишь ли, климат наш не по нраву. Мне он тоже не нравится, но я смирился — живу... Мы, русские, не от климата помираем!
Человеческая порода слаба. Каждый желает богатеть, ни черта не делая. Нет уж! В моё царствование ни ломбардов, ни лотерей не будет.
Но помни, что имеешь дело с живыми людьми, а люди — не бумага, которую и скомкать можно. Человека же, если скомкаешь, никаким утюгом не разгладишь...
Cлайд с цитатой