Не рвите гланды, простудите, заживает долго.
— Ну хоть бы кто-нибудь спросил «Как пани Бася живет?»
— Пани Бася...
— А.
— И как Вы живете?
— Ой, Миш, и не спрашивайте...
Не рвите гланды, простудите, заживает долго.
— Ну хоть бы кто-нибудь спросил «Как пани Бася живет?»
— Пани Бася...
— А.
— И как Вы живете?
— Ой, Миш, и не спрашивайте...
— Скажи Яше, чтоб взял те гроши из гаманцов и прошелся по Молдаванке, раздал гроши людя́м.
— С какой это радости?
— Пусть пройдет по самым голодранцам — до Кравченки пусть дойдет, Махорский... ну ты сам знаешь до кого. Пусть скажет, шо деньги от Миши Японца.
— Миш, так я ж думал, шо ты от это вот за помощь трудящимся свистишь все. Миш, на кой нам гроши раздавать?
— Майорчик, когда людям нечего жрать, не надо труситься за добро! Тем более, шо оно чужое. Сделай и люди скажут тебе спасибо.
Это в Англии Король сидит на жопе с короной между глаз и ни хрена не знает. А в эту тронную залу люди приходят запросто. И если у кого горе, тут же до меня. Особенно старики... Шура, мы же вышли из них. И примеряем до их свои дела.
— Да он же пристает, хочет шоб я его на дело взял. Это надо такое?
— Не, на дело не надо.
— Так, а я про шо. И главное уже щипать научился. Так ласково у меня портсигар принял — я не заметил.
— Так надо по соплям надавать!
— Скажи Шурке, чтобы он хорошо относился до мамы!
— А он шо, нет?
— А он — нет! Он ведёт себя так, как будто он мне не сын, а я ему не мама. Раньше он мне всё рассказывал, и то и это. А теперь — нет. Он теперь приходит, кидает мне жменю денег на стол... как за постой. А зачем маме деньги? Маме надо, чтобы её просто поцеловали...
Люди делятся на тех, кто умеет пить; и тех, кто не умеет, но все равно пьет. И вот первые получают удовольствие от горя и от радости, а вторые страдают за тех, кто пьет водку, не умея её пить.