У вас есть выбор. И не один. Вы свободны выбирать. Зачем сковывать себя чужими взглядами и примерять на себе чужой опыт жизни?
Вберите в себя все самое лучшее и пользуйтесь своими неисчерпаемыми способностями и возможностями, потому что никто не проживет вашу жизнь интереснее, чем вы сами. Доверьтесь себе и поймите, чего вы хотите от жизни и возьмите это.
Просто будьте открыты и готовы ко всему «нетрадиционному» и новому, скажите: я готов, чтобы все блага мира и жизни в целом нашли меня, я готов, чтобы все хорошее в этом мире случилось со мной... и я желаю себе этого, да будет так!
И вы увидите сами, как все то, чего вы страстно желаете, и любви — все найдет вас само. Ведь всему свое время.
Мир простирался перед нами не как чистый лист, полный возможностей, а как лабиринт протоптанных троп, вроде изъеденной термитами древесины. Шагни в сторону из прямой и узкой колеи материализма и карьеры, и сразу оказываешься в другой — в колее для людей, выступивших из основной колеи. А уж эта колея была так проезжена... ( в том числе и нашими собственными родителями). Хочешь мотаться по миру? Быть новым Керуаком? О'кей, скачи прямо в колею «Даешь Европу». Хочешь стать бунтарем? Художником-авангардистом? Иди к букинисту и покупай себе альтернативную стезю, всю в пыли, изъеденную молью, рассыпавшуюся в прах. На каком бы поприще мы себя ни воображали, все оборачивалось каким-нибудь клише под нашими ногами, как рекламный буклет с джипом на первой полосе или расхожая реприза хохмача-юмориста. Все архетипы, казалось нам, к тому времени, когда нам придется получать дипломы, станут сплошной банальщиной, включая и тот, который мы как раз в те дни примеряли, — затертого интеллектуала в черном. Заваленные идеями и стилями прошлого, мы нигде не ощущали открытого пространства.
Ну да, конечно, это классический симптом подросткового нарциссизма — полагать, что конец истории выпадает как раз на время твоего прибытия на эту землю. И почти каждая семнадцатилетняя девчонка, всем озабоченная и читающая Камю, рано или поздно свою колею все-таки находит. Тем не менее какая-то часть этой моей школьной глобоклаустрофобии так меня и не покинула и даже, кажется, становится еще острее по мере того, как ползет время. И мучает меня не отсутствие буквального пространства, а, скорее, глубокая тоска по пространству метафорическому: освобождение, побег, хоть какая-нибудь свобода, не ведущая в тупик...
Справимся ли мы с такой ношей — свободой выбора и правом сотворения собственной жизни?
And whatever it brings I’m ready for this.
I just want to live and I..
And whatever it means, who cares who wins
If you let me live my life?
Наша жизнь — это выбор. Это скопление множества выборов, которые мы делаем на протяжении всего существования. Не всегда верных, поэтому зачастую жизнь не приносит счастья.
Мы можем растратить все наши жизни, позволяя миру диктовать нам, кто мы есть. Нормальные или ненормальные. Святые или сексоманы. Герои или жертвы. Позволяя истории рассказывать нам, какие мы плохие, или какие хорошие. Позволяя нашему прошлому решать наше будущее. Или можем решать сами. И может быть, наше дело — открыть что-нибудь получше.
— Знаешь... я практически вырастил своего брата. Я заботился о нём так, что многим людям никогда не понять, и я всё ещё люблю его. Но я убью его, потому что так надо, и я должен.
— Или потому, что так повелел Бог?
— Да. С самого начала Он знал, как всё закончится.
— И ты сделаешь всё, что прикажет тебе Бог.
— Да, потому что я хороший сын.
— Приятель, поверь тому, кто знает — это тупик.
— Ты знаешь лучше, чем мой отец? Ты — ничтожный человечишко. С чего ты взял, что можешь выбирать?
— Потому что я верю, что сам могу распоряжаться своей ничтожной жизнью.
Cлайд с цитатой