Так он понял наконец, что оказался в положении, известном многим человеческим особям, но от этого не менее плачевном: то единственное, что заставляет их чувствовать себя живыми, медленно, но неизбежно убивает их. Родителей — дети, артистов — успех, слишком высокие горы — скалолазов. Писание книг — Джаспера Гвина.
— Я бы на вашем месте не была такой спокойной.
— Я не говорил, что спокоен. Я только сказал, что время есть. Я собирался впасть в панику через несколько дней.
— Вы, молодые, вечно все откладываете на потом.
Выходишь из утробы, проживаешь лет семьдесят, а потом умираешь, истлеваешь. И в каждой частице жизни, не искупленной никакой конечной целью, присутствие уныния и запустения, которые не выразишь, но чувствуешь физически ноющим сердцем. Жизнь, если она действительно кончается могилой, ужасна и чудовищна. Не стоит тут наводить туман. Представь реальность жизни, представь эту реальность в подробностях, а потом скажи себе, что нет ни смысла, ни цели, ни назначения кроме могилы. Ведь только глупцы, ну, и какие-нибудь уникальные счастливчики смогут прямо, бестрепетно взглянуть на это, разве не так?
Невозможно представить себе, сколько всего умирает со смертью живого существа. Даже собаки. Но в первую очередь это относится к человеку.
Мечты сбылись, но счастливей от этого не стал.
Жизнь, как книга, где я наношу заметки на листах.
Может я неверно её суть понял, Бог знает!
Какой по счёту полыхает уже мост сзади?
Я так боюсь чего-то не успеть к концу пути
Фанфары звучат, но все мне говорят: «Танцуй один!
Это ведь то, к чему с детства шёл, радуйся!»,
Но накал страстей как-то уже лишён градуса.
Она погрузилась в немую тьму и в этой тьме была собой. У неё получилось без страха, легко, потому что кто-то на неё смотрел — это она мгновенно сообразила. По какой-то непонятной причине она наконец-то была одна, совершенно одна, в таком одиночестве, какого не бывает никогда — или редко, пришло на ум, во время любовных объятий. Она очутилась далеко, почти потеряв представление о времени, касаясь, может быть, пределов сна.
Потом сказал, что его всегда интересовала одна вещь относительно настройщиков.
— Меня всегда интересовало, умеют ли они играть на фортепиано. Профессионально, я имею в виду.
— Редко, — ответил Джаспер Гвин. И продолжил: — Если вопрос в том, почему после долгой и кропотливой работы они не садятся за рояль и не играют полонез Шопена, чтобы насладиться результатом своего прилежания и мастерства, ответ такой: даже если бы они были в состоянии сыграть, то все равно никогда бы играть не стали.
— Неужели?
— Тот, кто настраивает фортепиано, не любит расстраивать их, — объяснил Джаспер Гвин.
— Если конфеты просыпались в сумку, это не значит, что надо от них нос воротить, — сказала она.
— Конечно нет.
— Но я заметила, что люди обычно так и делают.
Именно, подумал Джаспер Гвин: люди не доверяют карамельке, найденной на дне сумки.
— Думаю, по той же причине люди всегда сторонятся подкидышей, — сказал он.
Потом они долго молчали, каждый со своими мыслями, и были похожи на одну из тех пар, которые так долго любят друг друга, что им уже не нужно разговаривать.
Cлайд с цитатой