Выходишь из утробы, проживаешь лет семьдесят, а потом умираешь, истлеваешь. И в каждой частице жизни, не искупленной никакой конечной целью, присутствие уныния и запустения, которые не выразишь, но чувствуешь физически ноющим сердцем. Жизнь, если она действительно кончается могилой, ужасна и чудовищна. Не стоит тут наводить туман. Представь реальность жизни, представь эту реальность в подробностях, а потом скажи себе, что нет ни смысла, ни цели, ни назначения кроме могилы. Ведь только глупцы, ну, и какие-нибудь уникальные счастливчики смогут прямо, бестрепетно взглянуть на это, разве не так?
Дороти Хэйр
Ясно ведь? Никакой замены вере нет; не годятся ни языческое преклонение перед стихией, ни примитивные штучки пантеистов, ни религия «прогресса» с прозрением сияющих утопий и железобетонных муравейников. Все или ничего. Либо земная жизнь пролог к чему-то Великому и Разумному, либо кошмар темной бессмыслицы.
Мужские ласки – ползущие по телу тяжелые мужские руки, мясистые мужские губы вплотную к ее собственным… Ужасно, омерзительно! Даже мысленный образ заставлял судорожно ежиться. Тут крылась сокровенная тайна, ее неизлечимое увечье. «Если б только они не приставали!» – думала Дороти, идя уже чуть медленнее. Часто в ней возникала эта мольба «если б они не приставали!». Однако было бы ошибкой полагать, что ей вообще не нравились мужчины. Напротив, они ей нравились гораздо больше женщин. И Варбуртон притягивал ее чисто мужской вольной беспечностью и интеллектуальной широтой – качествами, которыми так редко блистают дамы. Но почему мужчины не умеют не приставать? Почему непременно надо лезть с поцелуями и мучить? В них тогда появляется нечто зловещее, гадкое: словно большой пушистый зверь жмется к вам, слишком нежно ласкаясь и нацеливаясь вмиг вцепиться. Есть еще в хищных мужских ласках предвестие других, жутких, чудовищных вещей («всего этого», по определению Дороти), о чем она и мысли не могла вытерпеть.
И хотя вряд ли Дороти, потеряв учительское место, вновь обязательно очутится в аду (в крайнем случае, теперь кузен или его доверенные лица совсем без помощи не оставят), но после нагоняя миссис Криви площадь бездомных вдруг значительно приблизилась. «Разнос» заставил во всей глубине понять величайшую современную заповедь, одиннадцатую, стершую все предыдущие — не потеряй работу свою!