Склифосовский

Другие цитаты по теме

— Нин! Нин, ты куда?

— Михалыч, мне страшно.

— А что тебе страшно-то?

— Я не чувствую, как он шевелится, он же дышит?

— Ниночка, все будет хорошо, думайте о хорошем. В операционную едем, буду кесарить.

— Вот, надо было мне с тобой поспорить.

— На что?

— На сто долларов.

— Ого!

— Я ж тебе говорил, что будешь экстренно у меня здесь, как в американском телесериале, рожать.

— Да.

— Я твой Джордж Клуни.

— А я кто?

— А ты Памела Андерсон такая, ну в перспективе.

— Я не умру.

— Ты дура, что ли? Как я без тебя тут?

— Помощь нужна?

— Нет, не вздумай, уходи. Саша, гоните его. Иди к черту, нафиг! Не хочу, чтобы ты меня видел в таком виде!

— Да, что я там не видел?

— Ничо не видел!

— Ну, что, я за шампанским, Нин?

— Только «Брют»!

— Естественно.

Как он сказал? Лис? Лисёнок, что ли? Это у вас такие игры, ролевые? А ты его как называешь? Зайка? Ну, ты, лисёнок, определись, кто тебе нужен: я или зайка. Я мужчина, а не пацан какой-нибудь. И не надо меня унижать.

— Нин, может, я на тебе женюсь, а?

— Чё дурак, что ли? Зачем?.. Я не могу, я не одета.

— Ну всё равно, мам, объясни мне — какие-такие причины? Ну почему я должна жить с нелюбимым человеком? Только потому что я один раз ошиблась?

— Я... Я хочу, я не хочу, я ошиблась, я знаю, я не знаю. Ты последи за собой.

— Хорошо, я скажу — «мы».

— Да не скажешь ты — «мы». Потому что ты думаешь только о себе. А мы — это я, это он, это другие. Мы — это твой муж, который тебе поверил.

— Привет, как дела?

— Нормально!

— Объёмный ответ!..

... Мы едем на троллейбусе № 23. Он останавливается у Столешникова переулка, у магазина «Меха». За окном — распятая шкура волка, черно-бурые лисы, свернувшиеся клубочком, шапки из зайцев, каракуль. Был вечер, и в витрине уже зажгли освещение. «Магазин убитых»,  — сказала моя дочь. Она не могла простить человечеству ни ружей, ни бомб, ни самой смерти как системы. Потом, когда обе мои бывшие жены разлучили меня с дочерью — одна из высоких и благородных соображений («этот подлец никогда не увидит моей дочери!»), а вторая из-за нестерпимой, болезненной ревности,  — я часто приезжал к её детскому саду и, стоя в тени дерева, издали видел, как в смешном строю красных, голубых, розовых шапочек плывёт и её цыплячья шапочка, для защиты от ветра изнутри подбитая шелком. Я чувствовал, что моя дочь скучает без меня. Я это не просто знал, а чувствовал. Нас не разлучали ни километры, ни океаны, ни снега. Нас разлучали страсти, ужасающая жестокость характеров, желание сделать маленького человека, рожденного для добра, орудием злобной мести. Никогда, до самой смерти я не смогу простить этого ни себе, ни обеим этим женщинам, моим бывшим женам, которых я любил и которые клялись мне в вечной любви. «Мне пора на витрину,  — думал я,  — туда, где распят серый волк над свёрнутой в калачик черно-бурой лисой. В магазин убитых». Так я думал о себе, и это была правда. Я был убит. То, что осталось от меня, было уже другим человеком.

Пищевод, он ведь как женщина: нежный, капризный. Грубо ушьёшь — обидится.

— Какой же ты стала после развода?  — спрашивает он мягко.

— ... Но самое страшное, это ощущение полного одиночества и бессилия. Кажется, будто ты осталась совершенно одна в эпицентре взрыва, а все люди лишь наблюдают со стороны, как тебя выворачивает наизнанку и разрывает на куски. Им ничего не делается, и только ты страдаешь.

— Да, да, именно так!  — Лоркан яростно кивает.  — Ты страдаешь, а окружающие с любопытством следят за твоими мучениями, да ещё уговаривают: мол, постарайся не думать о том, что происходит. Ну, скажи, как не ненавидеть этих равнодушных ублюдков?

— Мне это знакомо,  — подхватываю я.  — Но ещё хуже, когда тебе советуют искать в случившемся «положительные моменты». Типа, пусть ты потеряла семью, но ведь ты жива и здорова — ты не погибла и не стала калекой в результате какого-нибудь стихийного бедствия или аварии на производстве.

У неверности, расставаний и разводов свой этикет, унизительный и абсурдный, но стороны заняты, клятвы в вечной вражде принесены...

— Откуда такая страсть к гостиницам?

— А ты, что, хочешь в кино сходить, на заднем ряду поцеловаться? Здесь дёшево, недалеко от работы.

— А у меня еще ближе и бесплатно.

— А у тебя бардак!