Николай Дмитриевич Линде

Как говорил мой гуру: «Врата ада заперты изнутри». А если они заперты изнутри, то как Бог может вывести оттуда людей? Им хочется там находиться, и они держат круговую оборону, чтобы только не попасть в рай. Как может попасть в рай гневный человек? Как может попасть туда подавленный человек? Как может это сделать пораженный страхами и тревогами человек? Как может попасть туда вечно сражающийся человек? В раю нет атомных боеголовок! Но есть люди, которые так держатся за боеголовки, что не могут пролезть в рай! Самый лучший способ избавиться от войны и боеголовок — научиться жить в раю и научить этому своих врагов. Если все будут жить в раю, не нужны будут боеголовки и не будет никаких врагов. А если враги — такие дураки, что не хотят жить в раю, то им же хуже, хотя и жаль.

0.00

Другие цитаты по теме

Просто вы — атеист, молодой человек, и не хотите себе признаться, что ошибались всю свою — пусть даже недолгую — жизнь. Вас учили ваши бестолковые и невежественные учителя, что впереди — ничто, пустота, гниение; что ни благодарности, ни возмездия за содеянное ждать не приходится. И вы принимали эти жалкие идеи, потому что они казались вам такими простыми, такими очевидными, а главным образом потому, что вы были совсем молоды, обладали прекрасным здоровьем тела и смерть была для вас далекой абстракцией. Сотворивши зло, вы всегда надеялись уйти от наказания, потому что наказать вас могли только такие же люди, как вы. А если вам случалось сотворить добро, вы требовали от таких же, как вы, немедленной награды.

Я была счастлива. Где бы я ни была — я была счастлива. И спокойна. Я знала, что с теми, кто мне дорог, все в порядке. Я знала это. Время — оно ничего не значило. Не было ничего, но я знала, что это все еще я. И мне было тепло. Меня любили. Это было... совершенство. Я не понимаю в теологии или в чем-нибудь таком, но я думаю, что была на небесах. А теперь — нет. Меня вырвали оттуда мои собственные друзья. Здесь все так тяжело, ярко, жестоко. Все, что я чувствую, все, что вокруг меня здесь — это ад. Просто жить здесь, час за часом, зная, что я потеряла...

Даже в пекле надежда заводится,

Если в адские вхожа края

Матерь Божия, Богородица,

Непорочная Дева моя.

Она ходит по кругу проклятому,

Вся надламываясь от тягот,

И без выбора каждому пятому

Ручку маленькую подаёт.

А под сводами чёрными, низкими,

Где земная кончается тварь

Потрясает пудовыми списками

Ошарашенный секретарь.

И кричит он, трясясь от бессилия,

Поднимая ладони свои:

— Почитайте вы, Дева, фамилии,

Посмотрите хотя бы статьи!

Но идут, но идут сутки целые

В распахнувшиеся ворота

Закопчённые, обгорелые,

Не прощающие ни черта!

И глядят серафимы печальные,

Золотые прищурив глаза,

Как открыты им двери хрустальные

В трансцендентные небеса;

Как крича, напирая и гикая,

До волос в планетарной пыли,

Исчезает в них скорбью великая

Умудрённая сволочь земли.

И, глядя, как кричит, как колотится,

Оголтелое это зверьё,

Я кричу:

«Ты права, Богородица!

Да святится имя Твоё».

Но нет воды, все высохло до дна.

Изглодан хлеб, изжевана любовь,

взамен нее невидимые прутья

и в клетке дрессированная сучка

на пару с рукоблудом павианом,

а что пожрал — тебя же пожирает,

и в жертве обретаешь палача.

Растоптанные дни, газетный мусор

угар ночей, раскупоренных наспех

и галстук поутру скользит удавкой:

«Не злобься, клоп, ползи, встречай зарю…»

Пустынен мир, и нет конца пустыне

и рай закрыт, и ни души в аду.

Но нет воды, все высохло до дна.

Изглодан хлеб, изжевана любовь,

взамен нее невидимые прутья

и в клетке дрессированная сучка

на пару с рукоблудом павианом,

а что пожрал — тебя же пожирает,

и в жертве обретаешь палача.

Растоптанные дни, газетный мусор

угар ночей, раскупоренных наспех

и галстук поутру скользит удавкой:

«Не злобься, клоп, ползи, встречай зарю…»

Пустынен мир, и нет конца пустыне

и рай закрыт, и ни души в аду.

Падший Ангел тихо спит.

На лице печаль:

Променявших рай на ад

Никому не жаль.

Совершенно ясно, что жизнь начинается с рождением и кончается со смертью. И если бы большинство населения нашей планеты понимало это, люди жили бы совсем иначе. Мы всегда норовим объяснить с помощью религии или волшебства то, в чем не можем разобраться, но и рай, и ад находятся здесь, на земле, и мы все время попадаем из одного в другой.

Нет ни рая, ни ада, о сердце моё!

из мрака возврата, о сердце мое!

И не надо надеяться, о моё сердце!

И бояться не надо, о сердце моё!

— Была одна душа, которую я мучил в Аду. И, как хороший мазохист, он командовал этим. «Жги меня». «Заморозь меня». «Причини мне боль». Так я и делал. И это продолжалось веками до того дня, пока по какой-то причине он не пропустил своего ежедневного наказания. И когда я вернулся... Он плакал. «Пожалуйста, мой король», говорил он. «Не забывайте обо мне снова. Обещаю, я буду хорошим». И тогда я осознал, что он настолько полон ненависти к себе, в нём нет ни крупицы самоуважения, что моя жестокость не имела значения. Если я обращал на него хоть немного внимания, это предавало значение его... Бессмысленному существованию.

— Зачем ты это мне рассказываешь?

— Потому что он напоминает мне о тебе. Ты думаешь, я изменился? Ты, бывший ангел, жалкий и бессильный, не придумал более позорного способа дожить свои дни, кроме как надеяться на подачку от меня, которая напомнит тебе о днях, когда ты был важен.

— Я знаю, что ты делаешь. Можешь убить гонца, если нужно. Но просто знай, что я рядом.

В раю мы умрем со скуки, в аду замучаем скукой чертей.