Когда земля уходит из-под ног и не на что опереться, остается одно — держаться за звезды.
— Что тебе помогает, когда тебе плохо?
— Семья.
Когда земля уходит из-под ног и не на что опереться, остается одно — держаться за звезды.
Земля на редкость провинциальна. Восемьсот городов с восемью миллиардами жителей, все интересы которых касаются только восьмисот городов с восемью миллиардами жителей.
Someday you will find me gone beneath the landslide in a champagne supernova in the sky.
— Ничего не выйдет, Гвиздо.
— А я говорю, выйдет! Я в тебя верю, а драконов легко одурачить. Мы обязательно это сделаем!
— Уж пожалуйста, иначе ты разоришься!
Если звезды однажды погаснут, ты обязательно осветишь мой путь. В минуты счастья или в моменты грусти, несмотря ни на что, ты будешь рядом со мной. Твои руки, твоя улыбка, все в тебе, не важно сколько пройдет времени, будут мне ближе всего на свете. Твое существование и есть мой дневной звездопад...
Респект тем, кто вдыхал в меня настрой, или дым. ... Кто предлагал мне дружбу, узнав другую сторону... Кто слушал весь этот бред про душу...
Правда, надо признать, что с сумерками в эту долину опускались чары какого-то волшебного великолепия и окутывали её вплоть до утренней зари. Ужасающая бедность скрывалась, точно под вуалью; жалкие лачуги, торчащие дымовые трубы, клочки тощей растительности, окружённые плетнем из проволоки и дощечек от старых бочек, ржавые рубцы шахт, где добывалась железная руда, груды шлака из доменных печей — всё это словно исчезало; дым, пар и копоть от доменных печей, гончарных и дымогарных труб преображались и поглощались ночью. Насыщенный пылью воздух, душный и тяжёлый днём, превращался с заходом солнца в яркое волшебство красок: голубой, пурпурной, вишневой и кроваво-красной с удивительно прозрачными зелеными и желтыми полосами в темнеющем небе. Когда царственное солнце уходило на покой, каждая доменная печь спешила надеть на себя корону пламени; тёмные груды золы и угольной пыли мерцали дрожащими огнями, и каждая гончарня дерзко венчала себя ореолом света. Единое царство дня распадалось на тысячу мелких феодальных владений горящего угля. Остальные улицы в долине заявляли о себе слабо светящимися желтыми цепочками газовых фонарей, а на главных площадях и перекрёстках к ним примешивался зеленоватый свет и резкое холодное сияние фонарей электрических. Переплетающиеся линии железных дорог отмечали огнями места пересечений и вздымали прямоугольные созвездия красных и зелёных сигнальных звёзд. Поезда превращались в чёрных членистых огнедышащих змеев...
А над всем этим высоко в небе, словно недостижимая и полузабытая мечта, сиял иной мир, вновь открытый Парлодом, не подчиненный ни солнцу, ни доменным печам, — мир звёзд.
Твоя мать поддержала меня, когда все от меня отвернулись. Она была не только одаренной волшебницей, но и невероятно доброй женщиной.