Как много нынче откровенно толстокожих —
Слепоглухих по отношению к другим.
Им словно равнодушие ввели подкожно —
В виде прививки... чтоб окреп их пофигизм.
Как много нынче откровенно толстокожих —
Слепоглухих по отношению к другим.
Им словно равнодушие ввели подкожно —
В виде прививки... чтоб окреп их пофигизм.
Жизнь сюрпризы преподносит, жизнь лупит нам поддых,
И депрессия всё косит, наши стройные ряды.
Обстановка неспокойна, психиатры сбились с ног,
А народ сигает в окна, нажимает на курок.
Люди злы как прокуроры, ждут печального конца,
От тоски у всех запоры и землистый цвет лица.
Улыбаться надо, братцы, не сдаваться, молодцы!
Если нация в прострации, то нашей нации концы...
Если человек предал, то вместе с ним уходят и мои чувства. Медленно, мучительно, по каплям... но уходят. Я не умею любить то, что перестала уважать, ибо себя я уважаю больше.
У кого-то за пазухой камень,
Кто-то прячет за спину топор.
У меня всё не так радикально,
Но зато эффективно. Игнор!
Когда он спросил, где у меня болит, я вспомнила о предупреждении, что «... ударят именно туда», и отрицательно покачала головой. А он вдруг взял меня за плечи и шутливо подул в область сердца. Тёплое дыхание коснулось моей души, заботливо обволокло её нежной пеленой и сердце, доселе молчавшее, чуть слышно отозвалось в ответ. Вначале робко, неуверенно, но с каждым ударом всё громче, отчётливее и звонче. То был звук осыпающейся с сердца ледяной коросты... Он «ударил» меня в самое сердце, чтобы оно вновь забилось.
Рот закрыт. Не возражаю. Спорить тоже не хочу.
Милый, как ты не старайся, будет так, как я молчу!
На тех, кто сплетнями по жизни промышляет,
Откровенно говоря, плюю.
Инсинуации, что мозг недужливый рождает,
Для меня всегда равны нулю!
Совершенства не существует. Это прекрасная иллюзия, к которой мы стремимся, и чем она дальше — тем интереснее жить.