Почему я люблю прямой эфир? Потому что это жизнь. Потому что те вопросы, которые задаются, потом не вырежешь глаза человека, потому что ты не соврёшь в камеру. Камера раздевает. И самое интересное зрителям смотреть, как там [в глазах] что-то забегало. Что там в глазах? Есть жизнь, нет жизни? Будет врать, не будет врать?
Кричать о том, что он увидел, узнал, понял, но смог рассказать лишь половину, потому что делал это тем искусным журналистским языком, благодаря которому лживый премьер-министр становится человеком, способным менять свою точку зрения, а финансовая акула — предприимчивым бизнесменом.
Чтобы «приложить» кого-то, нужны факты. Если бы у меня были железные факты, тогда я бы пошёл на это, но только когда проверена вся фактологическая сторона дела. Потому что огульных обвинений можно выдвигать массу. Разговор на уровне «сам дурак», это не разговор. Это позавчерашний день нашей журналистики. Сейчас нужно очень чётко выстраивать свою позицию и аргументированно, а для этого нужны факты. Но чтобы добыть эти факты, нужна очень большая работа.
Журналистика – это стиль, идеи, проблемы… А репортер передает факты. Главное для репортера – не солгать. В этом состоит пафос его работы. Максимум стиля для репортера – немота. В ней минимальное количество лжи…
Ох уж эти несносные журналисты! Половина лжи, которую они распространяют обо мне, не соответствует действительности.
Самая главная беда очень многих тележурналистов в том, что не существует внутренней цензуры. А внутренняя цензура, для меня, это культура и совесть. Вместе взятый такой сплав. И зачастую либо нет одного, либо другого, либо и того и другого вместе.
Журналистика – это стиль, идеи, проблемы… А репортер передает факты. Главное для репортера – не солгать. В этом состоит пафос его работы. Максимум стиля для репортера – немота. В ней минимальное количество лжи…
Как управляется мир и разгораются войны? Дипломаты лгут журналистам и верят своей же лжи, читая её в газетах.
Другие из вас вселяют неверие и упадок духа. И не потому, что они мрачны, или жестоки, или предлагают оставить надежду, а потому что лгут. Иногда лгут лучезарно, с бодрыми песнями и лихим посвистом, иногда плаксиво, стеная и оправдываясь, но — лгут. Почему-то такие книги никогда не сжигают и никогда не изымают из библиотеки, не было ещё в истории случая, чтобы ложь предавали огню. Разве что случайно, не разобравшись или поверив.
— Ну, так сделайте то, что я вам говорила.
— Невозможно.
— Да ведь она вас любит ужасно, ведь вы сами говорили. Разве можно отказать в чем-нибудь тому, кого любишь? Я по себе сужу.
— Ведь это чистое создание.
— И прекрасно. Тем легче обмануть.
Cлайд с цитатой