Они сражались за Родину

— Разрешите действовать, старшина?

— Действуй, тока что-то я сомневаюсь. Подведёшь ты нас, Лопахин!

— Я подведу?

— Да очень просто даже подведёшь. Это как же надо услужить бабе, чтобы она не на одного, а на двадцать семь душ харчей отпустила? Тут, шахтёр, я бы сказал, трудиться надо ого-го...

— А я с трудами не посчитаюсь!

— Ну-ну...

0.00

Другие цитаты по теме

— Парень он геройский! А рост? Ну что же рост... Недаром говорят, что мал клоп, да вонюч. Геройством берёт. Как всё равно этот самый — полководец... Ты древнюю историю изучал когда-нибудь, Некрасов?

— Чего не знаю, того не знаю, хвалиться не буду.

— Напрасно не учил, Некрасов, напрасно... Вот, к примеру, в старину был такой знаменитейший полководец. … Александр Македонсков. О какая его фамилия, хай ему сто чертей…Так о тож его заповедь насчёт противника была такая — пришёл, увидел и наследил! А наследит, собачий сын, бывало так, что противник после этого лет сто чихает, никак не опомнится!

Улыбнулись нам раки! Твою, в три господа бога, старую каланчу…

Глядите, сыны, какой туман стоит кругом. Таким же туманом черное горе висит над народом нашим. Это горе люди и ночью спят — не заспят, и днем через это горе белого света не видят. А мы с вами об этом должны помнить завсегда.

— Знаешь, Петь, лучше бы ты вместо этих собачьих нежностей, дал бы мне гранатку!

— Я тебе дам гранатку, Петя, я тебе дам. На тебе гранатку!

— Дай, может сгодится на дело.

— На тебе. Вот эту дёрнешь и по голове его гада! По голове его!

Ох, сказал бы я тебе сейчас, но не для тебя сохраняю самые дорогие и редкостные слова...

Если любовь к Родине хранится у нас сердцах и будет храниться до тех пор, пока эти сердца бьются, то ненависть к врагам всегда мы носим на кончиках штыков.

Умыли мы их бл.. й! Они с ходу хотели взять, нахрапом, а мы их умыли. Пускай опять идут, мы их опять умоем.

А женщины — самый невероятный народ. Вот она в три узла завяжется, а своего достигнет.

Мать теперь узнает, как она после этого жить будет? Вот когда таких ребятишек, по-восемнадцати, по-девятнадцати лет у меня на глазах убивают, я вот плакать хочу. Мне погибать совсем другое дело, я пожилой кобель, жизнь со всех сторон нюхал. Но когда таких вот ребятишек...

Ведь вот до чего довели человека, сволочи! Ну конечно мне, как беспартийному, вся эта религия не воспрещается. Но всё-таки не очень, не так чтобы очень фигуристо у меня получилось... Небось нужда заставит — не только такое коленце выкинешь. Смерть-то, она не родная тётка, она всем одинаково страшна — партийному и беспартийному, и всякому иному прочему человеку.