— Все настолько глупо и непрофессионально, что работать практически совершенно невозможно. Невозможно понять логику непрофессионала.
— А может, он хитрый профессионал?
— Все настолько глупо и непрофессионально, что работать практически совершенно невозможно. Невозможно понять логику непрофессионала.
— А может, он хитрый профессионал?
Контрразведчик должен знать всегда, как никто другой, что верить в наше время нельзя никому, порой даже самому себе. Мне — можно.
Это ваш элегантный шеф научился в своих университетах танцевать и носить фрак. А я до сих пор не знаю, как надо есть яблоко — резать его, или есть так, как принято у меня дома: целиком. С косточкой.
Те, кому я беспрекословно верю, открыто говорят друг с другом о трагизме положения, о тупости наших военных, о кретинизме Риббентропа, о болване Геринге, о том страшном, что ждет нас всех, если русские ворвутся в Берлин... А Штирлиц отвечает: «Ерунда, все хорошо, дела развиваются нормально».
... А этот молчун... Я люблю молчунов. Если друг молчун — так это друг. Если враг — так это враг. Я уважаю их. У них есть чему поучиться.
— А вам не кажется, что к геям требования завышены?
— Нет, если мы профессионалы, то зачем нам изображать тех, кем мы не являемся? Люди должны нас воспринимать как личностей, какая разница геи мы или натуралы — принимайте нас такими, какие мы есть.
— Забыл, что ты не гей, да?
— Выпить хотите?
— Нет, спасибо.
— Что, вообще не пьете?
— Боюсь, что вам известен мой любимый коньяк.
— Не считайте себя фигурой равной Черчиллю. Только о нем я знаю, что он любит русский коньяк больше всех остальных. Ну, не хотите, как хотите. А я выпью.
— Так, парни, работаем аккуратно, но быстро!
— Ну в общем, как всегда!
— А не хреново мы подымили, они нас теперь без пол-литра не увидят!
— Тогда тост им, Хруст: за вас, за нас и весь спецназ!