Олдос Хаксли. Желтый Кром

В конце концов, что такое чтение, как не порок, подобный увлечению вином, разврату и любой другой форме чрезмерного потакания своим слабостям? Читают, чтобы пощекотать и позабавить свою фантазию, чтобы, самое главное, не думать самому.

0.00

Другие цитаты по теме

Человеческое общение так высоко ценилось в прошлом лишь потому, что чтение было уделом немногих, а книги редкостью и их было трудно выпускать в большом количестве. Человечество, вы должны помнить это, лишь теперь становится грамотным. По мере того как чтение будет распространяться, все большее число людей осознает, что книги дадут им все удовольствия человеческого общения без его невыносимой скуки. Сегодня люди в поисках удовольствий, естественно, стремятся собираться большими толпами и производить как можно больше шума. В будущем естественным станет стремление к уединению и тишине. Надлежащий способ изучения человечества — это чтение.

В эту самую минуту, — продолжал он, — во всех концах света происходят самые ужасающие вещи. Людей пытают, рубят, потрошат, калечат, их мертвые тела разлагаются, а глаза гниют. Вопли ужаса и боли уносятся в воздух со скоростью тысяча сто футов в секунду. Через три секунды полета они становятся совершенно неслышными. Все это огорчительные факты. Но из-за этого наслаждаемся ли мы жизнью хоть чуточку меньше? Совершенно определенно — нет. Мы испытываем сочувствие, несомненно, мы представляем в своем воображении страдания народов и отдельных личностей, мы сожалеем об этом. Но в конце концов, что такое сочувствие? Оно стоит очень мало, если только человек, которому мы сочувствуем, не самый близкий нам. И даже в этом случае наше сочувствие и воображение не идут слишком далеко. И пожалуй, не так это и плохо, ибо если у кого-то достаточно живое воображение и глубокое сочувствие, чтобы ощутить страдания других людей, как свои собственные, то у такого человека не будет ни минуты душевного покоя.

В эту самую минуту, — продолжал он, — во всех концах света происходят самые ужасающие вещи. Людей пытают, рубят, потрошат, калечат, их мертвые тела разлагаются, а глаза гниют. Вопли ужаса и боли уносятся в воздух со скоростью тысяча сто футов в секунду. Через три секунды полета они становятся совершенно неслышными. Все это огорчительные факты. Но из-за этого наслаждаемся ли мы жизнью хоть чуточку меньше? Совершенно определенно — нет. Мы испытываем сочувствие, несомненно, мы представляем в своем воображении страдания народов и отдельных личностей, мы сожалеем об этом. Но в конце концов, что такое сочувствие? Оно стоит очень мало, если только человек, которому мы сочувствуем, не самый близкий нам. И даже в этом случае наше сочувствие и воображение не идут слишком далеко. И пожалуй, не так это и плохо, ибо если у кого-то достаточно живое воображение и глубокое сочувствие, чтобы ощутить страдания других людей, как свои собственные, то у такого человека не будет ни минуты душевного покоя.

Эксцентричность... Это оправдание всех аристократий. Она оправдывает праздные классы, наследуемое богатство, привилегии, ренты и все подобные несправедливости. Хотите создать в этом мире что-нибудь достойное, значит, необходимо иметь класс людей обеспеченных, не зависящих от общественного мнения, свободных от бедности, праздных, не принужденных тратить время на тупую будничную работу, которая именуется честным выполнением своего долга. Нужен класс людей, которые могут думать и — в определенных пределах — делать то, что им Нравится. Нужен класс, представители которого могут позволить себе быть чудаками, если имеют склонность к чудачеству, и которые к чудачествам в целом относятся с терпимостью и пониманием. Это очень важно, если хотите понять сущность аристократии. Она не только эксцентрична сама по себе — часто в грандиозных масштабах, но относится терпимо и даже поощряет эксцентричность в других. Чудачества художника и новомодного философа не внушают ей того страха, ненависти и отвращения, которые инстинктивно испытывают неаристократы. Это своего рода резервации краснокожих индейцев в сердце огромной орды белых, банально заурядных и бездуховных, к тому же выросших в колониях. Внутри своих резерваций туземцы развлекаются — часто, надо признать, несколько грубо, несколько эксцентрично. И когда вне этих пределов рождаются люди, близкие по духу, им есть где укрыться от ненависти, которую белая посредственность en bons bourgeois обрушивает на все, что самобытно и выходит за рамки ординарного. После того как произойдет социальная революция, резерваций не будет. Краснокожие растворятся в огромном море белых.

В страданиях человек всегда одинок — печальный факт для тех, кто страдает, но он делает возможным для всего остального человечества наслаждение жизнью.

Любовь несовместима с жизнью. Те, кто истинно любят друг друга, мечтают не жить вместе, а вместе умереть.

Если бы вы только знали, как мужчины бывают вульгарны, отвратительны и скучны, пытаясь ухаживать за женщиной, когда ей этого не хочется!

О, вы просто не знаете, что такое обрести веру. Вы не представляете себе, какой увлекательной и интересной становится жизнь, когда веришь. Все, что бы вы ни делали, приобретает смысл. Нет такого пустяка, который не имел бы значения.