Мёртвые никогда не приходят на свои похороны.
В тот самый день мне исполнилось двадцать четыре года, но я уже знала, что всё лучшее в моей жизни осталось позади.
Мёртвые никогда не приходят на свои похороны.
В тот самый день мне исполнилось двадцать четыре года, но я уже знала, что всё лучшее в моей жизни осталось позади.
Когда наконец наступил мир, от него несло тюрьмой и кладбищем, а следом волочился саван безмолвия и стыда, обволакивающий души живых. Не было ни одной пары незапятнанных рук и невинных глаз.
На лестнице я встретила мсье Дарсе, старого иллюзиониста, который предсказывал молоденьким девушкам судьбу по линиям руки в обмен на поцелуй. Он взял мою левую руку и с грустью посмотрел на меня:
— Ваше сердце отравлено, мадемуазель.
Мать умерла сразу после гражданской войны, во время вспышки холеры. Мы похоронили ее на кладбище Монтжуик, в день, когда мне исполнилось четыре года. Помню, весь день и всю ночь шел дождь, и я спросил у отца: «Небо тоже плачет?» – и он не смог мне ответить: его подвел голос.
Похороны для живых. Мертвым они не к чему.
(Похороны не для мёртвых. Они для живых.)
У меня в памяти отпечаталась одна фраза из романа Хулиана, эта фраза всегда была мне особенно близка: «Пока нас помнят, мы живы». Еще до того, как я встретила Хулиана, я уже знала его. Сейчас я чувствую, что знаю и тебя. Знаю и доверяю как никому. Помни меня, Даниель. Хотя бы иногда, хотя бы украдкой — вспоминай, ладно? Не позволяй мне уйти.
Я смотрела, как она уходит вниз по улице, и в тот момент осознала, что Хулиан никогда не будет моим, что я потеряла его прежде, чем обрела.