— На востоке есть маги и колдуны...
— Вернее, люди, которые называют себя магами и колдунами.
— На востоке есть маги и колдуны...
— Вернее, люди, которые называют себя магами и колдунами.
Возможно, некогда магия была в мире могущественной силой, но теперь это больше не так. Нам осталась разве что струйка дыма, висящая в воздухе после большого пожара, да и она уже тает.
— Охота мало чем отличается от прогулки по лесу.
— Сходство есть, только охота всегда кончается кровью.
— Охота мало чем отличается от прогулки по лесу.
— Сходство есть, только охота всегда кончается кровью.
Ты можешь назвать его [сон] зелёным, если хочешь... но не забудь при этом о тех десятках тысяч снов, которые не сбылись.
На опушке Волчьего Леса Бран повернулся в корзине, чтобы еще раз взглянуть на замок, где прожил всю свою жизнь. Дым еще поднимался в серое небо, но не в большем количестве, чем шел бы из труб Винтерфелла в холодный осенний день. Амбразуры кое где почернели от копоти, там и сям зияли прогалы на месте обвалившихся зубцов, но издали ущерб казался не таким уж большим. За стенами, как много веков подряд, торчали верхушки зданий и башен — кто бы подумал, что замок разграблен и сожжен? «Камень крепок, — сказал себе Бран, — корни деревьев уходят глубоко, а под землей сидят Короли Зимы на своих тронах. Пока они существуют, существует и Винтерфелл. Он не умер, он просто сломан, как я, — я ведь тоже жив».
Есть, конечно, многое, чего мы ещё не понимаем. Время складывается из веков и тысячелетий, а что видит всякий человек за свою жизнь, кроме нескольких лет и нескольких зим?
Мы смотрим на горы и называем их вечными, и они действительно кажутся такими... но с течением времён горы вздымаются и падают, реки меняют русло, звёзды слетают с небес, и большие города погружаются в море. Мне думается, даже боги умирают. Всё меняется...
Бран испытал облегчение… но и разочарование тоже. Волшебство способно на всё: мёртвые оживают, деревья говорят, а сломанные мальчики становятся рыцарями, когда вырастают.
— Но волшебства больше нет, — сказал он во мрак своей комнаты, улёгшись в постель, — а сказки — они и есть сказки.
Не будет он никогда ни ходить, ни летать и рыцарем тоже не станет.