— Как снежинки, — говорила Фрэнни. — Двух одинаковых не бывает, а отсюда кажется: что одна — что другая.
Теперь для меня жизнь — это вечное вчера.
— Как снежинки, — говорила Фрэнни. — Двух одинаковых не бывает, а отсюда кажется: что одна — что другая.
Теперь для меня жизнь — это вечное вчера.
В одиночестве я тосковала, но моя тоска была какой то притуплённой, потому что в ту пору до меня уже дошло значение слова «никогда».
Первый поцелуй — это колокольчик судьбы.
Наш единственный поцелуй остался, можно сказать, случайным, как радужное пятнышко бензина.
Теперь для меня жизнь — это вечное вчера.
Её интерес выходил за пределы трогательного детского внимания, он разжигал истому, которая расцветала зеленым и желтым, превращаясь в шафрановый цветок вожделения, прорастающий нежными лепестками сквозь её неуклюжее отрочество.
У него были тёмно-серые глаза. Глядя с небес, я бросалась в них очертя голову.
Я так считаю: улики ждут своего часа, — сказал он. — Когда захотят, тогда и обнаружатся.
Сначала прикинь, чем рискуешь, а потом действуй.
... А я теперь буду знать, что если идёт пушистый снег — значит, это Эдвард вытачивает прекрасные фигуры, фигуры неописуемой красоты — как и его душа…