Я знаю, что есть иные из нас, которые от души готовы посмеяться над кривым носом человека и не имеют духа посмеяться над кривою душою человека.
І сум, і жаль, і висновки повчальні,
І слово непосильне для пера.
Душа пройшла всі стадії печалі.
Тепер уже сміятися пора.
И грусть, и сожаления, и выводы нас поучали,
И слово непосильно для пера.
Душа прошла все стадии печали.
Теперь смеяться уж пора.
И что вы думали о жалких клоунах, об их ужасной жизни! Они должны рассмешить всех этих людей, и вы не знаете, что они чувствуют, стоя перед потешающимися зрителями и стараясь выглядеть смешно!
Когда оно ушло и не вернулось днем,—
Великое, жестокое светило,
Не думая о нем, я в садике своем
Подсолнечник цветущий посадила.
«Свети, свети!— сказала я ему,—
Ты солнышко мое! Твоим лучом согрета,
Вновь зацветет во мне, ушедшая во тьму,
Душа свободного и гордого поэта!»
Мы нищие — для нас ли будет день!
Мы гордые — для нас ли упованья!
И если черная над нами встала тень —
Мы смехом заглушим свои стенанья!
Ей-ей, и почестей никаких не хочу. Оно, конечно, заманчиво, но пред добродетелью всё прах и суета.
Один раз я даже управлял департаментом. И странно: директор уехал, — куда уехал, неизвестно. Ну, натурально, пошли толки: как, что, кому занять место? Многие из генералов находились охотники и брались, но подойдут, бывало, — нет, мудрено. Кажется, и легко на вид, а рассмотришь — просто черт возьми! После видят, нечего делать, — ко мне. И в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры... можете представить себе, тридцать пять тысяч одних курьеров! Каково положение? — я спрашиваю. «Иван Александрович ступайте департаментом управлять!» Я, признаюсь, немного смутился, вышел в халате: хотел отказаться, но думаю: дойдет до государя, ну да и послужной список тоже...
О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет.
Нет, это невозможно выгнать: он говорит, что в детстве его мамка ушибла, и с тех пор от него отдает немного водкою.
Je suis la plaie et le couteau!
Je suis le soufflet et la joue!
Je suis les membres et la roue,
Et la victime et le bourreau!
Je suis de mon coeur le vampire,
— Un de ces grands abandonnés
Au rire éternel condamnés
Et qui ne peuvent plus sourire!
Cлайд с цитатой