... в реальной жизни разве такое бывает, чтобы женщина обратилась в абсолютную домохозяйку — разве только у нее нет другого выхода?
Выбирай того, с кем питается твоё сердце, а не того, кто питается от твоего сердца. Кто не думает о твоей радости, о твоих желаниях, о твоём счастье, тот тебя не достоин.
Женщина бывает недовольна мужем и сыном — двумя изъянами, которые омрачают ее жизнь. Сын — цветная копия отца.
Мужика затюкать — проще простого. Выбрать время и начать долбить без продыху, и скулить, и влезать в душу, брюзжать и ворчать, изводить и кричать до тех пор, пока человеку не останется одно из двух: уйти или остаться — раздавленным. Тот, кто остается, — или уже не мужик, а тюфяк и размазня, или комок тлеющей ярости, стиснувший зубы, только посмотрит косо, а рта раскрывать и ввязываться в схватку больше не будет.
— ... но я не хочу, чтобы вы повторили прежнюю ошибку.
— Никакой ошибки я не совершаю — я оставляю позади свои прежние ошибки.
— Вы хотите оставить позади самое себя, но это невозможно. Чем больше вы стараетесь убежать от себя, тем вернее остаетесь собой.
Красавицы девятнадцати и двадцати девяти лет одинаково уверены в собственной силе, тогда как в десятилетие, разделяющее эти два возраста, требовательность женского естества мешает женщине ощущать себя центром вселенной. Дерзкая уверенность девятнадцатилетних сродни петушиному задору кадет; двадцатидевятилетние в этом смысле скорей напоминают боксеров после выигранного боя.
Но если девчонка девятнадцати лет попросту избалована переизбытком внимания, женщина двадцати девяти черпает свою уверенность из источников, более утончённых. Томимая желанием, она умело выбирает аперитивы; удовлетворённая, смакует, точно деликатес, сознание своей власти. К счастью, ни в том, ни в другом случае она не задумывается о будущих годах, когда её внутреннее чутьё всё чаще станет мутиться тревогой, страшно будет останавливаться и страшно идти вперёд. Но девятнадцать и двадцать девять — это лестничные площадки, где можно спокойно повременить, не ожидая опасности ни снизу, ни сверху.
... жизнь заключает в себе много ценного, и если мы умудряемся ничего в ней не найти, виноваты мы, а не жизнь.
— У Джеральдин два излюбленных трюка, — поведал Энтони другу. Она навешивает волосы на глаза, а потом сдувает их в сторону, а еще говорит «Ты спя-я-я-тил!» всякий раз, когда слышит что-либо выше своего понимания. Меня это приводит в восторг. Наблюдаю за ней часами, теряясь в догадках, какие еще маниакальные симптомы обнаружатся с ее помощью в моем воображении.
Мори пошевелился в кресле и заговорил:
— Удивительно, что подобный человек может жить в нашей сложной цивилизации, практически не имея о ней представления. Такая женщина воспринимает вселенную с полным безразличием, как нечто совершенно обыденное. Ей чуждо все, от влияния идей Руссо на человечество до формирования цен на собственный ужин. Ее вырвали из века копьеносцев и перенесли к нам, где предлагают, вооружившись луком, принять участие в дуэли на пистолетах. Можно отбросить целый исторический пласт, а она не почувствует никакой разницы.
Девочек с ранних лет сажают на поводок: не ходи, не стремись, не желай. Загоняют в частокол из запретов, подстилают чувство вины — ты женщина, твоё дело служить мужчине, кормить его, рожать ему, беречь его дом и молчать, потому что всё, что ты говоришь, неважно.
– Если женщины начнут работать, а иначе и быть не может – рабочей силы не хватает, – то нельзя, чтобы они и на работу ходили, и весь дом на себе везли, так ведь? Мы, мужчины, должны тоже в этом участвовать. Все переменится – абсолютно все.
Бити краснела. Марта поднимала бровь – вот это мужик.
– Он что, коммунист? – как то спросила Марту Юна, услышав его очередную речь.
– Не знаю, кто он, – ответила та. – Только он не овца, вот что.
Особенности характера, что имелись у тебя в двадцать один год, скорее всего, сохранятся на всю жизнь.
Cлайд с цитатой