Война несёт боль, раны и смерть всем.
Любовь порождает страдания, порождает ненависть и дает познать боль.
Война несёт боль, раны и смерть всем.
Любовь порождает страдания, порождает ненависть и дает познать боль.
Наши с тобой цели очень похожи, мы хотим принести мир, о котором так мечтал наш учитель, мы друг от друга не отличаемся, поскольку действуем, опираясь лишь на личное представление о правосудии. Правосудие, которое я обрушил на Коноху не отличается от того, что ты намерен сделать со мной. Боль от потери близких одна на всех. Ты и я – две родственные души, познавшие эту боль. Ты – ради своего правосудия, я — ради своего. Мы – лишь два обычных человека, подталкиваемых разновидностью мести, что зовётся правосудием. Однако, назвав месть – правосудием, оно принесёт лишь ещё больше мести взамен, породив, таким образом, замкнутый круг ненависти. Мы живём в настоящем, скорбим о прошлом и гадаем о будущем, такова природа истории. Пора бы уже осознать, что люди по своей природе не в состоянии прийти ко всеобщему соглашению. Этот мир живёт лишь ненавистью.
Ради своей выгоды и своего народа синоби много лет ненавидели и сражались против друг друга, с Первой и до Третьей Великой войны синоби. Для этой ненависти нужна была сила. Так было, когда я родился. Раньше я и сам ненавидел и жаждал только силы, я был дзинтюрики, я ненавидел этот мир и всех людей и мечтал их уничтожить. Как раз это сейчас и пытаются сделать акацуки. Но меня сумел остановить один синоби из Скрытого Листа.
Он оплакивал меня, а ведь мы с ним были врагами! Мы ранили друг друга в бою, но он назвал меня другом! Он спас меня… Мы были врагами, но мы оба были дзинтюрики. Когда мы испытываем одну и ту же боль, старой вражде нет места. Среди нас больше нет врагов, потому что мы все несём в себе боль, причиненную нам акацуки!
Песок, Камень, Лист, Туман… больше нет различий. Теперь мы все просто синоби!
Мы живём настоящим, скорбим о прошлом и гадаем о будущем. Такова природа истории.
На войне не награждают за второе место.
Возьмем свой старый добрый рог и песню запоем,
Чтобы весь мир услышать мог, как в битву мы идем.
Время дипломатии прошло. С хелгастами невозможно договориться. Они вторглись на Векту и развязали войну, а теперь нам предстоит её закончить.
… Их много. Они умирают сотнями в пропастях, в волчьих ямах, приготовленных для здоровых и умных, на остатках колючей проволоки и кольев; они вмешиваются в правильные, разумные сражения и дерутся, как герои всегда впереди, всегда бесстрашные; но часто бьют своих. Они мне нравятся. Сейчас я только еще схожу с ума и оттого сижу и разговариваю с вами, а когда разум окончательно покинет меня, я выйду в поле – я выйду в поле, я кликну клич – я кликну клич, я соберу вокруг себя этих храбрецов, этих рыцарей без страха, и объявлю войну всему миру. Веселой толпой, с музыкой и песнями, мы войдем в города и села, и где мы пройдем, там все будет красно, там все будет кружиться и плясать, как огонь. Те, кто не умер, присоединятся к нам, и наша храбрая армия будет расти, как лавина, и очистит весь этот мир.
Часто охватывает отчаяние. Отчаяние бессилия слова. Ты видишь, что миф для многих, для большинства по-прежнему правдивее и сильнее фактов и самого инстинкта жизни, самосохранения. Когда я сижу за письменным столом, я стремлюсь не только записать, восстановить, воссоздать действительность — хочу прорваться словом куда-то дальше. Чтобы это была и правда времени, и какая-то догадка о человеке вообще. Прорваться дальше. Дальше слов… Это редко удаётся. А вот миф туда прорывается. В подсознание…
И когда мать, у которой государство забрало сына и вернуло его в цинковом гробу, исступлённо, молитвенно кричит: «Я люблю ту Родину! За неё погиб мой сын! А вас и вашу правду ненавижу!» — снова понимаешь: мы были не просто рабы, а романтики рабства. Только одна мать из тех ста, с которыми я встречалась, написала мне: «Это я убила своего сына! Я — рабыня, воспитала раба…»