Урсула Ле Гуин. Четыре пути к прощению

Другие цитаты по теме

Время — это единственное, что нельзя накопить, оно не сохраняется и не увеличивается. Его можно только обменять — на деньги или на знания. Время — это вообще самое важное.

Юноша очень скоро обнаружил, что новое чувство со всеми его проблемами куда прочнее прежних шальных связей, что несходство их характеров — вот настоящая пропасть, а сходство в чем-либо — уже подлинное сродство.

Друг отшатнулся от меня вчера,

Увидев, что прошла моя пора.

Любимая дорогу позабыла

Сюда, ко входу моего шатра.

Неужто потому, что исхудал я —

Стал тоньше соколиного пера,

Ты не узнал меня, мой собеседник,

Со мною проводивший вечера?

Мой стаи, как ручка посоха, согнулся..

Когда дохнули зимние ветра,

Увял мой цвет, и лик румяный бледен

Стал, как зола угасшего костра...

Но против гнета времени слепого

Есть в сердце сила у меня одна —

Моя опора и моя защита,—

Величие духовное она.

Над разумом моим и над душою

Власть небесами диву не дана.

Хоть все, что сделать мог со мной, он сделал:

Гляди, как плоть моя измождена.

И побелела борода, что прежде

Была, как амбра свежая, черна.

Но эта плоть жемчужнице подобна,

И в ней жемчужина заключена.

Стремиться буду к действенному знанью,

Пока стена Юмгана мне верна.

Я страха перед временем не знаю,

Я независим, жизнь моя вольна.

Покамест на меня не взглянет время,

Мысль от него моя отвращена.

Судьбы-верблюда моего веревка

Не будет в руки шаху отдана.

Стремлением к презренному величью

Моя одежда не загрязнена.

И никогда, пока владею телом,

Душа врагу не будет предана.

Вовек не будет милость недостойных

Как оскорбленье мне нанесена.

По степи знаний и высоких споров

Крылатого гоню я скакуна.

В пыли его копыт тропа кривая

Противников теряется, темна.

Я изучала, как разные народы воспитывают своих детей, кто несет за них ответственность и как надо понимать ее, ибо мне казалось, что именно так люди обретают свободу или ввергают себя в рабство.

За свою жизнь я хорошо усвоила один урок — силой оружия никого и ни в чем нельзя убедить. Ты уничтожаешь босса и сам становишься боссом — вот в чем кроется корень зла, вот что следует сломить. Старое рабское мышление. Психологическую установку «или раб, или хозяин».

Старайся осторожно делать свой выбор, Аррен, когда придёт время. Когда я был молод мне пришлось выбирать между спокойной созерцательностью бытия и вечной деятельностью. Жажда деятельности влекла меня несказанно, я вцепился в эту возможность, как форель в наживку. Однако каждое твоё деяние, даже самый маленький поступок, связывают тебя последствиями, заставляя действовать снова и снова. Передышки случаются редко — такие, как сейчас у меня, — и только во время передышек можно позволить себе просто жить, просто думать, кто же ты, в конце концов такой.

Если кому-то и удалось бы вдруг обнаружить чудом уцелевший письменный памятник, датированный той далекой эпохой, что могло измениться? Такой-то король правил тогда-то и тогда-то в Азбахане, Империя некогда обратилась в язычество, на Be однажды рухнул потерявший управление ракетоплан. Находка попросту затерялась бы в круговерти царей, империй, нашествий, среди триллионов душ, обитавших в миллионах давно исчезнувших государств: монархий, демократий, олигархий и анархии, — в веках хаоса и тысячелетиях относительного порядка. Боги громоздились здесь пантеон на пантеон, бесчисленные баталии на миг сменялись мирной жизнью, свершались великие научные открытия, бесследно канувшие затем в Лету, триумфы наследовали кошмарам — словно шла некая беспрерывная репетиция сиюминутного настоящего. Что проку пытаться описать капля за каплей течение полноводной реки? В конце концов, махнув рукой, ты сдашься и скажешь себе: «Вот великая река, она течет здесь испокон веку и имя ей — История».

Мысли о долгой жизни создают некую разницу. Вот ты была одна, а потом у тебя рождаются дети. Даже сама мысль о будущих детях меняет что-то внутри — нарушает какое-то тонкое равновесие.

То, что он потерял, было не часами, а временем. Не глядя на небо, человек не может узнать о вращении Земли.

Она демонстрировала готовность бесповоротно отказаться от каких бы то ни было претензий на Жива. Возможно, потому, что так и не сумела до конца поверить в его любовь. Не считая себя способной вызвать у мужчины бурю подлинной страсти, она, возможно, опасалась еще и собственной фальши в подобных весьма обременительных отношениях. Ее самооценка всегда опиралась лишь на интеллектуальный фундамент.