С ней я мог говорить как личность, реальная личность без маскарада.
Наши «беседы» — это всегда сумерки, доверительность, зимний вечер.
С ней я мог говорить как личность, реальная личность без маскарада.
Наши «беседы» — это всегда сумерки, доверительность, зимний вечер.
Поговори со мною, Ольга,
О том как дети растут
Скоро будет зима,
А ты останешься тут.
И на ёлках всё те же игрушки,
Что в прошлом году...
— Все больше нет Тессии? Наверное, сейчас Азари жалеют, что танцовщиц у них много, а десантниц — мало.
Что, я тороплюсь?
— Вдруг ты не заметил — мы только что потеряли несколько миллионов жизней. Не время для шуток.
— Видишь? Это Типтри. Маленькая колония в богом забытом уголке галактики. Там живет мой отец. И сестра. Жнецы прибыли туда, две недели назад. Так что я в курсе, что идет война, капитан.
— Тогда зачем шутки?
— Сканирования СУЗИ жизненных показателей в твоей броне показывает что у тебя сильнейший стресс, сильнее чем во время Скиллианского блица. Сильнее, чем на Элизиуме, когда десять тысяч батарианцев пытались тебя убить. Когда я в прошлый раз говорил с Андерсеном, он велел мне о тебе заботиться. Мужик, возглавляющий сопротивление, — это на Земле-то — беспокоится о тебе. Я обязан помочь.
— Спасибо за заботу, Джокер, но я в норме.
— Черта с два! Сейчас ты словно полуробот. Без обид, СУЗИ. Я чувствую, что виноват в этом. Когда Коллекционеры взорвали первую «Нормандию» , ты погибла из-за того, что я не покинул мостик. Из-за того, что тебе пришлось вернуться за мной.
— Не могла же я бросить лучшего пилота на всем флоте.
— Да, это смотрелось бы плохо в твоем рапорте.
Осень шумит листопадом и плачет дождём,
С летом милуется, грустно поет на прощание.
Мы посидим на скамейке с тобою вдвоем,
Поговорим, возвращая свои обещания.
— Вы умеете читать мысли?
— С вами это не нужно. Вы ведь говорите то, что думаете.
— Это моя беда!
— Что? Шутите? Знаете, как редко попадаются люди, которые говорят то, что думают? Очень редко.
— Вы знаете, как редко попадаются люди, которым это нравится?
Я мучился, потому что мне показалось, что с нею необходимо говорить, и тревожился, что я не вымолвлю ни одного слова, а она уйдёт, и я никогда её более не увижу...
— Нам надо поговорить.
— Я не хочу говорить, что совершенно для меня не типично. Но, как только мы начнем говорить, все закончится.
— Прости меня. Я думал смогу быть и собой и Стрелой, но я не могу. Не сейчас. А может и никогда.
— Тогда скажи «никогда». Хватит манить меня словом «может». Скажи, что между нами ничего не будет. Скажи что никогда не любил меня...
— Фелисити... [поцелуй] ... я не могу сказать, что не люблю тебя...
— Я знала, что как только мы поговорим, все закончится.
Как путник,
Озябший на ветру,
У встречного спрашивает дорогу,
Так, только так
С тобой говорил я.
Осень шумит листопадом и плачет дождём,
С летом милуется, грустно поет на прощание.
Мы посидим на скамейке с тобою вдвоем,
Поговорим, возвращая свои обещания.