В глубоком сне спасенья нет для меня... от меня.
Если бы меня приручили, научили... собрали в целое... хотя бы подержать.
В глубоком сне спасенья нет для меня... от меня.
Не верьте на слово людям, рассказывающим, как они несчастны. Спросите у них только, могут ли они спать. Да – значит, все в порядке. Этого достаточно.
Не притворяйся спящей, любимая…
Солги… И взглядом меня позови.
Все человечье — необратимо:
я решил уравненье твоей любви.
Сны могут убивать, — прошелестела Первая. — Достаточно поверить, что сон — это уже не совсем сон, что ты не только видишь его, но и начинаешь жить в нем… Как только сон перестает быть сном, он становится опасен для того, кто верит в него!
Все, с чем мы встречаемся в сновидении — это части нас самих. Сон — это своеобразное раздвоение личности, но не настоящее сумасшествие. Сначала мне в это не верилось, но потом я понял. В каждом из нас идет борьба. Разные силы, живущие в нашей душе, словно бы раздирают ее на части.
Когда мы бодрствуем, эта борьба выражается внутренним диалогом. Иногда даже спором, который мы ведем сами с собой. Мы ведь постоянно о чем-то думаем, дискутируем внутри своей головы. Если бы этой внутренней борьбы не было, то нам и думать бы не пришлось. Все было бы очевидно, а об очевидном нельзя дискутировать. Так что эта борьба идет. Во сне же борющиеся в нас силы обретают некие образы, подчас страшные, превращаются в символы.
Я приказал в случае возникновения критической ситуации для страны будить меня в любое время суток, даже если я нахожусь на заседании правительства.