Сесар Вальехо

Я умру под парижским дождём

в день, наверно, припомненный мною.

Я умру — и вот так же, ручьём,

весь четверг будет лить за стеною.

Как сегодня, в четверг, — когда ноют

кости рук и в оконный проем

мне в последнем сиротстве моём

виден путь, где я шёл стороною.

Умер Сесар Вальехо. До гроба

били все его, били со злобой,

а ведь он им не сделал вреда,

и свидетели — нищие крохи,

кости рук, четвергов череда,

одиночество, дождь и дороги...

Тоска, не терзай, не мучай меня своим клювом мягким,

не сыпь свои зёрна в землю, где светится мой посев.

Не надо, тоска, не надо, как лезвием вскрыв мне вены,

вытягивать кровь, впиваясь, разбухнув и посинев.

Сердце моё — рассада, орошённая болью,

в нём много других пернатых гнездится, древних, как ты.

Тоска, моя жизнь стала засушливою пустыней...

Но рот твой по-женски сомкнут, а губы твои пусты.

Не притворяйся спящей, любимая…

Солги… И взглядом меня позови.

Все человечье — необратимо:

я решил уравненье твоей любви.

Сегодня не пришел ко мне никто,

ничья душа на помощь не позвала.

И при свечах ночного карнавала

я не узнал кладбищенских цветов.

Прости, господь, что умер я так мало!

Все шли — и не молили и не звали,

но шли и шли — и что-то забывали.

А дверь была закрыта -

и звал я: ''Если в чем-нибудь нужда,

остановитесь — здесь оно забыто!''

И ждал... Ведь никогда в ночи моей

я не умел захлопывать дверей -

и груз чужого сердце принимало.

Сегодня не пришел ко мне никто...

А вечер долог был — и умер я так мало!

Я знаю, что в Париже я умру.

В знакомый мне осенний день дождливый,

в четверг, как и сегодня, поутру

меня найдут спокойным, молчаливым.

Стихи, друзья мои… Гляжу в камин,

локтями оперевшись на колени.

Всю жизнь дороги, и всегда один,

как и сегодня в этот день осенний.

Сесар Вальехо умер. Никому

он зла не делал. Но его жестоко

все били, все… Свидетели тому

четверг и дождь, и путь мой одинокий.

Вальехо умер. Мир его отверг.

Всё будет так же: дождь… один… четверг…

И, к несчастью, растёт

и растёт на земле страданье -

пядь за пядью, растет повсюду,

поминутно, по часу в минуту...

Братья люди, растёт несчастье!

И растёт само, без усилий.

По каким-то своим законам,

от причин бесконечно малых,

зло растет половодьем боли

с омутами в тугих туманах.

Лик земли искажен от боли,

и порядок вещей нарушен -

и уже вертикальны воды,

зримы очи и слышимы уши,

и родятся в них девять набатов

в час зарницы, и девять сарказмов

в час пшеницы, и девять визгов

в час рыданий, и девять свистов

и ударов — и нет лишь крика...